Подросток Ашим - [61]

Мишка подумал, что, может, улитки станут теперь его спасалками, и полоска ослепительной на солнце воды, и мамины слова в тёмной комнате: «Ёлки-палки, как я люблю путешествовать». Мама, казалось, была совсем рядом — взлохмаченная, обнимающая одной рукой Владьку, а другой Сашку. И в то же время он представлял её сидящей на корточках, показывавшей ему какое-то чудо морское, выброшенное на песок, рыбу с раскрытым ртом и колючками, торчавшими во все стороны. И папа тоже рассматривал рыбину. Всё стало теперь очень близко, и папа был жив, и мама никогда не говорила, что Мишке надо уехать из дома — потому что он не обидел её, не назвал посмешищем. Не было этого ничего! И мама никогда не писала на форуме под именем Майракпак. И не переписывалась ни с каким Юджином, потому что его, подлого Хича вообще не существовало на свете. А папа был тем добрым и рассеянным человеком, который так напряжённо думал свои мудрые мысли, что однажды искупал сына прямо в пижаме.

Всё это было близко к нему, всё было здесь, на площадке. Мишка помотал головой, огляделся. По краю площадки, кругом, стояли столы, за столами женщины торговали вяленой рыбой — всё так, как и в прошлый раз, девять лет назад. И какой рыбы здесь только нет! И длинные, полешками, щучки, и плоскобокие золотистые карпы. Должно быть, река близко.

Пассажиры торопятся, бегут через площадку к станции, к двери в полуподвал, в очередь выстраиваются к буквам М и Ж, а кто-то за площадь, к деревьям бежит, в овраг. И потом ещё можно успеть купить шоколадку и бутылку воды. И скорей назад — к своему автобусу. Они здесь тесно стоят, один только с площадки вырулит, и уже другой заезжает. Один даже, вон — двухэтажный. Здесь у посёлка дороги встречаются, перекрёсток. И можно отсюда, наконец, позвонить маме, сказать, что ты жив и спокойно едешь в лицей-интернат. Мишка достал телефон — и экран не загорелся, батарейка окончательно села.

Он подошёл к мужчинам, курившим возле автобуса, и остановился, стал глядеть в лица, выбирая, к кому обратиться. Не выбрав, сказал одному наугад:

— Дайте, пожалуйста, ваш телефон позвонить. У меня батарейка разрядилась.

Мужчина повенулся и оглядел Мишку нарочно внимательно, так, чтобы тот подумал: «Чего он так смотрит?»

— Дуй отсюда, — сказал мужчина. — Я тебе сейчас…

Он двинулся вперёд, и Мишка отпрянул.

И тогда второй сказал то ли своему товарищу, то ли никому, в воздух:

— Из целая группа здесь промышляет. Один подходит: «Дай телефон…»

Мишка не понял, чем промышляет неизвестная ему группа. Он поглядел на людей, вокруг — все вдруг обратили на него внимание.

— Я еду в этом автобусе, — обиженно сказал он.

Тут водитель автобуса засигналил, и мужчины потянулсь вовнутрь. Мишка стал подниматься за ними.

— А ты куда? — окликнул его водитель.

Он был чужой. И сидения были обиты жёлтым, а не салатовым. Мишка перепутал автобусы.

Он поспешно спрыгнул на землю, сопровождаемый чьим-то ворчанием. И тут же понял, что его автобус — вон он стоит, на нём красная надпись «Турист», а не синяя «Путник», он тоже готовится отъезжать и уже сигналит вовсю.

Мишка поспешно вскочил в автобус, и сразу его приняли голоса справа и слева, близко и в самом хвосте:

— Вот он…

— Ждите его…

— Набегался…

— Вот так отсылают одних, без присмотра…

Автобус тронулся и стал выруливать на шоссе.

«Сейчас мы уедем, и всё», — испугался Мишка.

Автобус увезёт его ещё дальше от дома. А он так и не позвонил маме. И кто знает, когда будет следующая станция, и позволит ли кто-нибудь позвонить оттуда. Мишка и сам знал, что свой мобильник давать незнакомым нельзя — разве что у тебя будут отнимать силой. Например, группа, которая как-нибудь промышляет — и ты не хочешь, например, опять сотрясение мозга… Как тогда, когда они ехали с мамой… Сколько она ещё будет ждать, пока он ей позвонит?

— Стойте, пожалуйста! — закричал Мишка водителю. — Я сейчас, только рюкзак возьму…

Он кинулся по проходу к своему сидению. Автобус проехал ещё и остановился.

— Так тебе здесь, что ли? Прибыл на место назначения? — спрашивали у Мишки.

И сами же отвечали за него:

— Прибыл, пошёл из автобуса, да за вещами вернулся… Рюкзак, говорит, забыл…

Люди привставали, оглядывались по сторонам, искали глазами друг друга — им не хотелось так быстро заканчивать неожиданно завязавшийся общий разговор.

— Вот так отправляют одних, без присмотра, — снова тянул кто-то.

А ему возражали:

— Большой парень, лет двенадцать уже, не меньше… Видать, сам по себе такой, дурачок…

И кто-то заступался за Мишку:

— Они все такие сейчас, вот у меня соседи…

Мишка уже выпрыгнул с рюкзаком в сугроб на обочине. И автобус двинулся дальше без него, унося разговор о нём куда-то вперёд по дороге, где по мобильнику скоро нельзя будет позвонить, связи среди леса не будет…

Мишка опять пошёл на площадку, к станции. Новый автобус заруливал сюда, громко сигналя, а ещё один только что встал у самых торговых рядов и пассажиры бежали занимать очередь к двери в полуподвал. В вехнем этаже над туалетом горел свет, и над крыльцом можно было прочитать вывеску «Пристанище пилигрима». Мишка подумал мельком, что это могло бы означать и как они здесь выговаривают такое название. И тут же перестал думать об этом, поднялся наверх и открыл дверь. Внутри всё было заполнено толкавшимися, переступавшими на месте людьми. Все говорили между собой — ни слова разобрать было нельзя. Стоявшие впереди напирали на стеклянную витрину, а за ней суетилась женщина по имени Люся — так окликнули её несколько раз те, кто знал, как её зовут. Она перешучивалась с покупателями и похохатывала, а сама быстро-быстро накладывала в тарелки салат и сосиски и макароны и хлопала об прилавок стаканчики, из которых торчали нитки чайных пакетиков.