Подросток Ашим - [37]

— Ты всех обманула, — не веря сам себе сказал Мишка.

В комнате стала снова поскуливавать Сашка. И мама заговорила торопливо, сбивчиво:

— Я же ведь быстро перестала писать на форуме. Вижу — не нужна больше, и без меня всё хорошо, всё без меня вертится… И я ведь уже почти не захожу…

— Сейчас же зашла, — перебил её Мишка.

Сашка опять разогналась и ревела в голос.

— Я только в личку, сыночек, — говорила мама. — Я только хотела написать личное сообщение…

И до того она жалкой сейчас была, что Мишка даже зубами скрипнул. Разве мамы такими бывают?

Из коридора появилась Танька с Сашкой на руках. Сашка вырывалась. Удерживать её Таньке было тяжело, она привалилась вместе с сестрой к дверному косяку и пожаловалась:

— Мам, я с ней не могу больше. Она всё сбросила с кровати. Подушки, одеяло…

Мама взяла Сашку к себе на колени. Сказала дрожащим голосом:

— Ночка ведь на дворе. Что это ты разыгралась?

И, крякнув, поднялась с табуретки, понесла Сашку укладываться.

Мишка спросил уже ей в спину:

— А кто это — Юджин?

— Он сам расскажет вам, — пообещала мама. — Мы договорились, что он вам расскажет.

Повернулась к нему и, качая Сашку из стороны в сторону, стала почему-то оправдываться за Юджина:

— Ну, может, он не сразу скажет… Когда сам решится. Мы договорились, что уж точно скажет — в новом году, если не сможет до Нового года…

Они что-то скрывали с этим Юджином вместе!

Мишка наутро проснулся с чувством, что его крепко, жестоко обманули, и он не сразу вспомнил, кто обманул его и в чём. Но что-то было неправильно всюду вокруг него. Мир пошатнулся, и было страшно, что он разрушится. Мишка сначала вспомнил, что Кирка приходила в его дом и как потом ушла, а потом вспомнил про Майракпак, что её нет. И тут же вспомнил, что мама вчера была жалкой, какой он её никогда не видел. Было страшно встать и посмотреть: сейчас-то с ней всё нормально? Или она так и осталась жалкой?

В ванной лилась вода — мама стирала с утра, а потом чистила для супа картошку, и делала Сашке массаж, и приговаривала:

— Ни собачке и ни кошке не дадим мы эти ножки.

Сашка, по обыкновению, вырывалась и взвизгивала от щекотки.

Мишка лежал зажмурившись, пытался по голосу определить — осталась мама прежней или она стала другой с тех пор, как он узнал, кто это — Майракпак. Не определялось. Наконец он нехотя встал из кровати, пошёл на кухню, налил себе чая.

Мама вошла и молча с минуту глядела на него. Потом кашлянула, хрипло начала:

— Мишка, я ведь ничего не сделала пллохого. Ведь ничего же не случилось, а?

Мишка молчал. Она улыбалась через силу и точно выговаривала ему:

— Ты ведь мог и сам бы догадаться, про Майракпак… Я думала, ты догадаешься, скажешь мне… Мы же читали вслух эскимосские сказки. Помнишь, там была великанша по имени Майракпак?

Миша не помнил, и не пытался вспомнить.

Мама не отставала от него. Видно, ей очень хотелось, чтобы её простили.

— На форуме же человека не видно, только мозги… — беспомощно объясняла ему она. — А папка твой говорил, что у меня мозги на 19 лет. Значит, я только немногим старше вас. Я чувствовую, что совсем немного… Меня же и транспорте сгоняют с места…

— Так ты на задние сидения садись в троллейбусе, там не сгоняют. Или в маршрутках езди, — неохотно отозвался Мишка.

Он знал, что маму в транспорте тошнит. И всегда сочувствовал ей. И теперь, помолчав, он добавил:

— А ещё ведь можно возить с собой солёные орешки.

Мама кивнула:

— Я покупаю, когда не забываю…

И посмотрела, как ему показалось, с благодарностью. Думала, наверно, что он вообще не захочет с нею говорить. И теперь она рада была, что хоть что-то осталось прежним. Её тошнит в транспорте, и он советует купить солёные орешки. Уже не в первый раз. Что-то осталось. Не ушло.

Миша включил компьютер, не зная ещё, что станет делать. Он рассматривал общие фотографии класса — случайные и постановочные, сделанные разными людьми. Вот эта — в кабинете физики, а вот в музее…

Что-то надо было разместить на сайте, в теме «Вместе учимся — вместе отдыхаем». Об этом его Алла Глебовна просила. Она сказала, что на главной странице должна быть такая тема.

Мишке попалась фотография, где они все — в купеческой гостиной, и думал: эта подойдёт? Не подойдёт? Одобрит её Алла Глебовна или не одобрит?

Мишка никак не мог решить. Он тяжело вздохнул и стал в раздумьи пририсовывать всем одноклассникам большие носы и уши. Они-то сидят на английском и не знают, какие они у него здесь получаются. Если постараться, то можно сделать так, чтобы смотрелось, как будто носы и уши сами такие выросли…

Он дошёл до Кирки, сидевшей в середине. Помедлил и перескочил сразу к Эльке Локтевой, одним круговым движением нарисовал ей толстый фиолетовый нос. А Кирка пусть остаётся такая, как всегда. Она нисколько не боится, что он разрисует её — смотрит открыто, улыбается. «Вот она — я. Посмеешь мне что-нибудь пририсовать?»

Так может улыбаться только человек, который знает, что всё в его жизни идёт, как надо. По-другому просто не бывает. И в лицее у неё всё правильно, и дома тоже. Тут он вспомнил, как вчера она уходила от него вместе со своим отцом к себе домой. Как будто они совсем чужие люди и в их дом попали по ошибке — и теперь торопятся уйти… И с Мишкой Кирка целый месяц и ещё восемь дней разговаривала по ошибке, и по ошибке дотрагивалась до его руки, когда сам он хотел взять её за руку, но стеснялся.