Подростки - [15]

Виталий входил в трамвай и занимал место поближе к кабине. Ехал до конечной остановки.

Когда он совершил свою поездку в первый раз, Лиза (то, что ее зовут Лизой, а фамилия Буканова, он узнал из информационной таблички) сделала вид, что не обратила на это внимания. Так полагается в подобных случаях, решил Ефимочкин. Во второй раз Лиза как будто узнала его. Виталий спросил, почему она не зайдет в училище? Все-таки смежные профессии. Она не отрицала, что профессии смежные. Но о том, чтобы зайти в училище, ничего не сказала.

Ефимочкин и Лиза на конечном пункте отмечали контрольное время, а потом вели трамвай в обратный путь: Лиза на водительском месте, Ефимочкин сзади, на сиденье для пассажиров.

Он ей сказал:

— Ты прилично водишь трамвай.

— Я научилась, — сказала Лиза.

Их разговоры состояли из таких отдельных фраз, которые можно было произносить в момент коротких передышек, когда Лиза не сидела за управлением: заряжала билетную кассу, протирала переднее стекло. Виталий обычно ездил в трамвае от двенадцати до часу дня. Двадцать минут уходило на обед, сорок минут он проводил в Лизином трамвае. Это значит днем. И еще вечером. Соответствующее время.

Лиза теперь подпоясывала свою куртку лаковым ремнем с красивой пряжкой.

Однажды она сказала Виталию:

— Путь ко мне долгий. Я не из здешней местности. Ты понял?

— Понял.

— Может, теперь сойдешь? Не люблю случайных попутчиков, — и глянула на него так, будто видит в первый раз.

«Недаром рыжая», — подумал Ефимочкин. Он и сам не без некоторого количества медных запятых у переносья. Признак настоящего характера, считал Ефимочкин. Иначе зачем природе метить таких людей огнем.

— Я терпелив, — сказал Виталий. — Обожду.

Был подобный, не очень складный, разговор и в трамвайном парке.

— Катайся, но сюда не приходи, — сказала Лиза.

— Почему?

— Не хочу разговоров.

— Ты такая?

— Да. Я такая.

— Наберусь еще терпения.

У них получалось как-то все наоборот: начинали с приятного знакомства, а двигались к тому, чтобы раззнакомиться. Но чем непреклоннее становилась Лиза Буканова, тем больше она нравилась Виталию. Ее простая «аптечная» прическа отражала сущность Лизы, ее нежелание украшать себя и свой характер. Только лакированный пояс, пожалуй, был единственным ее украшением.

Ребята засекли Ефимочкина. Лучковский немедленно скорчил глупейшую рожу — демаскировал влюбленного. Костя Зерчанинов постучал в стекло кабины и начал что-то изображать на пальцах. Короче говоря, после этого случая Лиза почти перестала разговаривать с Ефимочкиным. Как будто он виноват в поведении друзей. Но Лиза, очевидно, считала, что он за них в ответе и за всякие с их стороны намеки — тоже. Дал в училище повод. Так ее охарактеризовал.

Это она ему сказала на конечной остановке.

Виталий попробовал возмутиться; он действительно никому ничего не говорил.

Тогда Лиза сказала:

— Тем хуже.

— Но почему? — недоумевал Ефимочкин.

— Хорошее не нуждается ни в чем плохом.

Ефимочкин не понял, что она имела в виду под плохим.

— Ты из меня сделал личную тайну!

«Одно художество за другим», — подумал Ефимочкин. Он приглашал ее в училище с самого первого дня. Вот уж рыжая… с рыжим характером…

В группе, конечно, немедленно было объявлено, что Ефимочкина переехал трамвай и что он ни живой ни мертвый. Даже Марина Осиповна спросила:

— Ефимочкин, что это за история у вас с трамваем?

— Ничего, Марина Осиповна.

— То вы чертите на трамваях, то попадаете под них.

— У меня проблемное обучение, Марина Осиповна.

Виталий вознегодовал на ребят, в особенности на Лучковского:

— Ханурика утоплю в проруби!

Но ребята сказали, чтобы Ефимочкин успокоился: ханурик может утонуть в химии. Буль-буль… Этого будет достаточно.

Отношения между Лизой и Ефимочкиным разладились. Правда, этому способствовала плотная подготовка к экзаменам. Он еще раз встретил Лизу Буканову и ее трамвай. Случайно или нет, он не хотел об этом думать.

— Где твой шикарный пояс? — спросил Ефимочкин, чтобы о чем-то спросить.

— Обыкновенное дело — сняла. Ты, конечно, разочарован?

— А фигли!

Трамвай резко остановился, и, щелкнув автоматикой, открылась передняя дверь. Лиза сидела на водительском месте, прямая, застывшая, не поворачивая головы.

Ефимочкин стоял в дверях.

До остановки было еще далеко, но трамвай, нарушая правила движения, стоял как вкопанный, с открытой дверью.

— Выходи, — сказала Лиза.

Ефимочкин спустил с подножки одну ногу.

— Весь выходи.

Ефимочкин спрыгнул на мостовую. А как быть?

Трамвай уехал. Ефимочкин остался. Вот такие хахоньки. Не стой под грузом! В училище висит плакат: большая гиря, а под гирей — муха.

Тося наблюдал за историей Ефимочкина. Не поощрял и не осуждал. Что Тося понимает? Влюбленным он еще никогда не был. До такой степени, чтобы упорно добиваться расположения девушки. Превозмочь себя, свою застенчивость и добиваться. А ребят в группе надо сдерживать, а то чего только не болтают: бедный казначей промотал казенные деньги и талоны на обед ради «гетерочки». Положение у Виталия и без того сложное: со дня на день будет в училище очередная медицинская комиссия и неизвестно, пройдет ее Виталий или нет. Уже несколько раз училищный врач отмечал у него повышенное кровяное давление. По этому поводу в группе не шутят. Теперь появилась «гетерочка» (Шмелев, конечно, придумал). От такой у здорового человека давление перестанет быть нормальным. Во всяком случае, Тося проследит, чтобы Виталий обедал как положено и не выпрыгивал из-за стола как ненормальный при одном звуке трамвая.