Подражание Гомеру - [3]

— Да ладно, командарм. Тогда все грабили, и наши, и укры…

— Мало этого, через неделю объявил территорию мясокомбината Новоукраинской Демократической Республикой, а себя ее, б…, президентом. И воевать с украми отказывался, пока мы его, сука, колбасное государство не признаем и договор о коллективной безопасности с ним не заключим! И когда мы на передке подыхали, он по тылам со своей бандой гастролировал, копанки отжимал… Ну все, вечер воспоминаний окончен… Сам туда попер, сам пускай и выпутывается. Я долго его выходки терпел, по добру вразумить хотел. Не надо ему по добру. Ну и мне в таком случае не надо. Вернется живой — под трибунал пойдет. А убьют — сам по ходу виноват, туда и дорога.

Метель улеглась. Остывшее было солнце снова быстро разгоралось. Снег на полу начал таять. Три товарища потоптались в луже талой воды, не глядя друг на друга; помолчали.

— И так далее, — не выдержав молчания, но и что сказать, не зная, повторил свою бессмысленную присказку Строгий.

— Товарищи офицеры! — тихо, но четко произнес Фреза. — Приказываю: неуставные разговоры прекратить. Личный состав вернуть в расположение. Оружие сдать в оружейную комнату. Приступить к занятиям по физической и идеологической подготовке.

БАГОР

Строгий попятился к выходу, непрерывно и ошеломленно всматриваясь в лицо командарма, как будто хотел разглядеть приметы безумия. Потому что ничем, кроме как безумием, не мог объяснить принятое Фрезой решение.

Треф, по-клоунски растопырив руки и ноги, повернулся кругом и направился к дверям, кривляясь и пародируя строевой шаг. В дверях он крикнул, чтобы слышал не только Фреза, но и те, кто толпился в приемной:

— Будет сделано! Потому что командарм сказал: Нада! А раз Нада, значит надо!

И вдобавок пропел:

— Нас на ба-а-абу променя-я-ял…

Фреза схватил со стола планшетник и швырнул изо всех сил в поющего. Треф уклоняться не стал, ловким движением локтя отбил летящий предмет и в ту же секунду направил на Фрезу указательный палец, изображая пистолет.

— Пук! — озвучил он шуточный выстрел, злобно ухмыльнулся и исчез.

В дверном проеме немедленно возник Багор, небольшой человек без цвета и запаха, служивший при командарме ординарцем, шофером, поваром, адъютантом, телохранителем, баянистом, астрологом, врачом, квартирмейстером, посыльным, переводчиком с украинского и, главное, терпеливым слушателем многочасовых молчаний Фрезы, когда тому приходила охота расслабиться и медленно пить разбавленную нарзаном водку, не чокаясь, не говоря ни слова и не пьянея.

— Зампотыл, зампотех, начфин, Нада, вестовой от Черкеса, Павленко и Бурелом, — перечислил он ожидавших приема.

— Кто такой Павленко?

— Такая. Светлана Павленко, мэр Горловки.

— Не вызывал.

— Она сама. Обстрел вчера был. Ребенка там у них убило. Три дома сгорело. Народ, говорит, волнуется. Или, говорит, укров подальше отгоните, чтоб до нас не долетало. Или сами уходите, чтобы у укров повода стрелять не было.

— Мэра, который так говорит, надо из мэров гнать сразу на подвал…

— Не она говорит. Она говорит, что народ говорит.

— Народ… Народ пусть в армию служить идет. А то как ныть и деньги выпрашивать, так они первые, а как на войну, так не найдешь никого…

— Так там, говорит, отец ребенка-то, которого убило, он сам-то в армии, герой Донбасса. Его самого, отца-то, месяц назад тоже убило. Посмертно. Вы его и представили. К званию героя. Крылов такой, может, помните, с бадеровским танком один на один дрался. Обе гусеницы ему гранатами порвал. Но танк тоже неслабый попался, ноги Крылову отстрелил, кровью он истек. А ребенка его вчера…

— Да понял я, понял… того убило, этого убило… От меня-то чего эта Павлова хочет?

— Не Павлова, Павленко. Она ничего не хочет. Она говорит, народ хочет. Чтобы вы, товарищ командарм, бандеровцев прогнали.

— Как же я их прогоню? Нельзя. Перемирие у нас. Картофельное перемирие. Она что, новости не смотрит?

— Медовое, товарищ командарм.

— Что медовое?

— Перемирие медовое. Картофельное уж месяца два как закончилось. Его заключили, чтобы картошку не мешать фермерам сажать. А сейчас медовое.

— А медовое зачем заключили? Чтобы не мешать мед есть?

— Никак нет. По случаю Медового Спаса. На пасеках мед гонят сейчас. Вот чтоб в пасеку какую не попасть или пчел, может быть, не спугнуть, точно не знаю зачем. Контактная группа решила.

— Вот пускай эта Павленко в контактную группу и обращается.

— Есть. Так ей и скажу.

— Так и скажи. Совещание с зампотылом, зампотехом и начфином на завтра перенеси, на это же время.

— Есть.

— Вестовой алановский пусть тебе все передаст, а ты мне завтра доложишь, если не очень срочно.

— Есть. А если очень?

— Ну тогда немедленно.

— А как понять, товарищ командарм, очень или не очень?

— Поймешь как-нибудь.

— Есть.

— Танцор пусть зайдет.

— Есть.

— Иди.

— Есть. А Нада?

— А она что пришла?

— Не говорит.

— Я же просил ее сюда не приходить. Пусть дома ждет. Пораньше приду сегодня.

— Есть. Разрешите идти? Есть.

«Какой все-таки он тупой, однако!» — с восхищением и благодарностью подумал Фреза о Багре, когда тот ушел выполнять полученные указания. Его всегда смутно тянуло к тупым людям, в их обществе он отдыхал умом и душой. Редкие, медленные, тусклые мысли, исходившие от идиотов, их несложные и оттого нестрашные хитрости и желания, их упрямство в пустяках при идущей от безразличия податливости в делах важных и возвышенных вселяли в него надежду на осуществление благородных целей войны. И действительно, насколько он знал и понимал историю человечества, чтобы получилось когда-нибудь жить в тех идеальных утопиях, ради которых якобы велись и ведутся войны, во всех этих атлантидах, городах солнца, пятых монархиях, коммунизмах, сферах совместного процветания, вечных мирах и глобальных демократиях, необходимо не только одолеть врага, но и порядком поглупеть.