Подражание Гомеру - [12]

Фреза не задумывался, что ей движет. Он привык видеть рядом людей с подавленной волей, и она была для него из их числа. Вела себя правильно, делала то, что требуется, потому что вести себя неправильно в таком месте и с таким, как он, опасно. Он не пытался понять, любит ли она его, как не вникал, любит ли родину идущий в атаку солдат — идет, стреляет и ладно, правильно делает, лучше бы, конечно, любил, но можно и так.

«Хорошо, о господи, как хорошо! — улыбался он, когда был с ней. — Ну да ничего, надо потерпеть, это пройдет».

Вот и сейчас он урчал про себя: «Хорошо, о господи, как хорошо-то… кто-то звонит… о, по закрытому, опять х…ня какая-нибудь, эх».

Командарм взял со стола никелированный, с оттиском двуглавого пса на задней крышке телефон, специальный, теоретически не поддающийся прослушке. По нему действительно редко звонили с хорошими новостями.

— Как слышишь, Фреза? — поинтересовался Строгий. Спецсвязь была известна своим низким качеством, в ней всегда что-то булькало, прерывалось, потрескивало, отчего не только вражеская прослушка, но и сами звонившие ничего иногда разобрать не могли.

— Нормально слышу, Строгий.

— Телик смотришь?

— Не.

— Включи хохлов.

— А что там?

Но то ли связь, как обычно, прервалась, то ли Строгий решил, что сказанного достаточно, — ответа не последовало.

— Сам, сука, включи, — огрызнулся в тишину Фреза. — Раскомандовался тут, тоже мне.

Аппарат опять заголосил.

Фреза, помешкав немного, нажал зеленую кнопку:

— Фреза здесь.

— Товарищ командарм, разрешите доложить, укры в ютуб выложили Минуса…

— Кто говорит? Куда выложили?

— Это Черт, Черт…

— А, Черт… Вы зачем напрямую звоните? Обращайтесь к непосредственному вашему начальнику. Над вами Черкес ведь старший, вот ему и звоните, в последний раз нарушаете субординацию. Уяснили?

— Я ему сразу доложил, так он говорит, я тут, говорит, что могу, ничего не могу, звони, говорит, командарму…

— Передайте Черкесу, чтобы завтра в семь ноль-ноль прибыл на мой командный пункт. Я ему быстро и доходчиво объясню, что он может, а что не может.

— Разрешите, товарищ командарм. Извините, что отвлекаю в личное, можно сказать, время, — запросился из-за двери Багор.

— Да, — разрешил Фреза.

Багор вошел с закрытыми глазами, чтобы случайно не увидеть командарма в какой-нибудь небравой послелюбовной позе или в недообмундированном виде. В его кармане тоже вопил телефон. Он осторожно приоткрыл глаза, убедился, что начальство одето хоть и по-домашнему, но прилично, включил телевизор, нашел новостной канал «Укринфо 24/7», вещавший с вражеской территории.

ЖЕСТЬ

Показывали грязный бетонный забор, расписанный похабными граффити, к которому были привалены пластиковые мешки для мусора. Мешки были дырявые, из дыр торчала и вываливалась на мокрый, словно покрытый белесой слизью асфальт всякая дрянь.

Между мешков полусидел, тоже прислоненный к забору, тоже продырявленный в нескольких местах Минус. Это было, конечно, его лицо, хотя такое, будто над ним потрудился какой-то адский Пикассо, будто разбитое на части, а потом кое-как и с ошибками собранное без заботы, получится ли, как было. Но его.

Несколько зачуханных укров в камуфляже ржали на камеру, приподнимали дворницкой метлой свисающую голову Минуса, по очереди плевали на него. Минус не возражал. Он был мертв.

Диктор за кадром тараторил на житомирском наречии, что уничтожен один из самых известных главарей сепаратистов, живодер и мерзавец Минус.

— Жесть, — произнес Фреза. Первое, о чем он подумал, — как это зрелище подействует на Наду. Осмотрелся, Нады уже не было в столовой. — Так, так, слушай, Багор, доведи прямо сейчас, ни секунды не теряя, прямо отсюда до всех подразделений мой приказ: солдаты и офицеры, наш верный товарищ и брат, командир штурмовой роты Минус погиб смертью храбрых, гнев и жажда мести, знаю, охватили ваши сердца, как и мое, прошу и требую ни в коем случае не нарушать перемирие, не предпринимать никаких действий на линии соприкосновения без моего особого распоряжения, объявляю повышенную боевую готовность, личный состав и техника остаются на своих местах, командирам всех подразделений явиться немедленно в штаб…

— Явились уже, разрешите доложить, — перебил Багор.

— Все?

— Многие. Но не в штаб, товарищ командарм…

— Куда же? В офицерский клуб?

— Никак нет. Все здесь, перед домом стоят.

— Какого хера?

— Не могу знать. Съехались кто на броне, кто на джипах, с оружием, перед домом, за домом, можно сказать, окружили. Я им — чего приперлись, а они — иди Фрезу зови, разговор есть. Человек тридцать. Вашу личную охрану пока к ним послал, Тормоз и Мороз надежные ребята, зубы им еще минут пять позаговаривают. Говорил я, товарищ командарм, что надо было подземный ход из-под туалета до парка прорыть, смылись бы сейчас, как нормальные люди…

— Рот закрой, рот, сука, закрой, а то я тебя сейчас своими руками… смою… — Фреза оттолкнул Багра и стремительно двинулся к прихожей. Багор, впрочем, не отставал. Он при любой опасности, даже в бою, почему-то всегда жалел, что нет поблизости подземного хода, чтобы смыться, но никогда всерьез не трусил по той простой причине, что если бы был подземный ход, то сбежал бы сто процентов, а раз его нет, надо стоять насмерть.