Подпольный Баку - [30]

Женя села за стол и, подперев лицо ладонями, отдалась течению невеселых мыслей.

«А ведь сколько раз он изливал мне свои чувства, объяснялся в любви!»

Она достала тетрадку с любимыми стихами и песнями, чтобы спрятать между страницами найденную записку. Перелистала ее. На глаза ей попалось стихотворение Лермонтова «Прощай, немытая Россия…», вписанное в ее тетрадку другом Павла Василием.

И тут ее осенило: «Да ведь записка и стихотворение Лермонтова написаны одной рукой. Один почерк! Значит, эту фразу написал Василий. И это наш товарищ по общему делу! — На глаза Жени набежали слезы. — Почему он хочет разъединить нас? Кто такая Катя? Кем она приходится Василию? Может, она, как и я, революционерка? Возможно, красавица? Но неужели я хуже, чем она? С Павлом нас связывает многое. Он хорошо знает меня, я — его. Мы вместе выполняли опасные, сложные поручения Бакинского комитета. Я делила с ним последний кусок хлеба. И вот его ответ на мое отношение к нему. Оказывается, мужчинам нельзя верить. Поверишь — ошибешься, ответом на твою доверчивость будет обман, причиняющий душевную боль и разочарование, усиленное чувством оскорбленного самолюбия. Будь я более наивна и доверчива, не умей я вовремя взять себя в руки, я могла бы оказаться не только оскорбленной, но и опозоренной. Хорошо, что наши отношения не зашли дальше любовных объяснений. Объясняться в любви одной и в то же время встречаться с другой — как это низко! Он никогда не заслужит моего прощения. Мужчинам нравятся легкомысленные девушки, которые безропотно подчиняются всем их прихотям и необузданным желаниям. Я не была такой с Павлом, всегда держала себя в руках. Очевидно, это не устраивало его. Он поделился мыслями со своим дружком Василием, и тот стал сводником. Чего стоит мужчина, который допускает посредников в своих сердечных делах? Что можно сказать о человеке, который строит жизнь по подсказкам других, бросает любимую девушку по чьей-то прихоти? Как назвать такого? Есть одно очень подходящее слово — тряпка! Как хорошо, что наши отношения не зашли дальше нежных рукопожатий! Сложись все иначе, он, бросив меня, смеялся бы мне в лицо. Но неужели эта Катя интереснее меня? — Женя встала из-за стола, подошла к зеркалу, заглянула в него. — Разве я дурна собой? Неужели перестала нравиться ему? Наверное, так. Есть же девушки, которым не везет в любви. Очевидно, я из их числа. Я дочь рабочего, но и Павел из бедняцкой семьи, он — революционер, я — тоже… Но, оказывается, это не имеет никакого отношения к удачливости в любви. Я должна пересилить себя и вытравить из сердца чувство ревности. Раз Павел любит какую-то Катю, я не имею права препятствовать их любви. Неспроста говорят: „Насильно мил не будешь“. Я не должна думать о Павле, убиваться. Погасшее пламя не вспыхнет. Итак, наша любовь обречена. Да, мы останемся с ним просто товарищами, которые связаны общим революционным делом…»

Сама того не заметив, Женя произнесла последние слова вслух. Отец и мать, сидевшие в соседней комнате, решив, что кто-то пришел к ним в дом, появились на пороге.

— С кем ты разговаривала, дочка? — спросил отец.

Женя смутилась.

— Я готовлюсь к занятиям в рабочем кружке, — солгала она. — Сейчас буду ложиться.

Девушка погасила керосиновую лампу и легла. Но заснуть не смогла до утра. Печальные мысли терзали ее сердце.

Неожиданная перемена в Жене озадачила Павла. Что случилось с девушкой? Неужели он провинился перед ней в чем-то? Павел ломал голову, но ответа не находил.

Женя не хотела объяснять причины своей обиды. На все вопросы Павла отвечала резко, отчуждено.

Так прошла неделя.

Наконец Павел решил во что бы то ни стало выяснить причину недовольства любимой девушки.

— Ты очень холодна со мной в последнее время, — сказал он — Я хочу знать, отчего? Почему ты переменилась ко мне? Мне кажется, я не дал тебе ни малейшего повода думать обо мне плохо. Имей в виду, я могу по-своему истолковать твою обиду на меня.

Женя нахмурилась.

— Это в характере некоторых мужчин — по-своему истолковывать самые очевидные вещи.

Ответ девушки задел Павла.

— Я подозреваю, что цель твоих необоснованных обид выжить меня из этого дома. Если так, скажи откровенно, по-товарищески. Кажется, тебе неприятно мое присутствие в вашем доме?

Женя пожала плечами.

— Думай как угодно. Только, прошу тебя, впредь не заводи со мной подобных разговоров. Мы связаны с тобой общим делом — больше ничем. Не забывай этого. Хватит, мы достаточно пофилософствовали с тобой, — что толку? Наши теперешние отношения не дают нам повода к бесплодному философствованию.

Павел недоуменно смотрел на Женю.

— Какое философствование ты имеешь в виду?

— Мы оба пытались изучать, анализировать один другого. И оба ошиблись. Одно из двух: или мы плохие философы, не умеем разбираться в людях, или же наша философия — это бесплодные мечтания. Оказывается, люди очень часто бывают себе на уме. У каждого свое отношение к другому: у мужчин к женщинам — одно, у женщин к мужчинам — другое. Наша дружба оказалась некрепкой. А раз так, мы не должны много философствовать о нашем разрыве.

Лицо Павла посуровело.