Подозреваются в любви - [3]

Андрей снял телефонную трубку, Кузьмичев только удовлетворенно хмыкнул.

— Поднимись, — коротко и спокойно приказал Андрей, когда на его звонок ответили.

— Я сам уйду, Андрей Борисович, — с прежней вежливостью произнес лысый, — но ждать долго не буду. До вечера, до одиннадцати, скажем.

Лысый и его холуй вышли.

Что же глаз-то так дергается?!

— Какие проблемы, Андрей Борисыч? — заглянул в кабинет охранник.

— Уже никаких, Коля.

Оставшись один, Андрей закурил и снова поднял трубку телефона.

— Алексея Ивановича, будьте любезны, — забыв перейти на английский, быстро произнес он.

— Как вас представить? — томно полюбопытствовала девушка с едва уловимым акцентом.

— Голым в бане меня представь, детка! — рявкнул Андрей.

Через минуту он договорился с двоюродным братом, чтобы тот приютил на время Артема и Дашку.

Алекс — ха, ха, да просто Лешка, — как всегда, не задавал лишних вопросов, у них в Америке это было не принято.

Вряд ли, конечно, Дашка поедет. Она и раньше не соглашалась. «Из-за каких-то ублюдков! — обычно орала она. — Из-за каких-то ублюдков бросать дом?!» Можно подумать, этот дом был ей очень нужен. Да она его ненавидела! Как и Андрея.

Он продолжал сидеть, прижав к уху телефонную трубку, и представлял, как Дашка в очередной раз устроит скандал.

Ну, ничего, засунет ее в рюкзак в конце концов, полетит в багажном отделении. Дашка маленькая, поместится. Только орать будет крепко. Она вообще не умеет тихо разговаривать, а уж если орет — на весь город, проверено. Однажды они по Москве гуляли, только-только приехали оба, совсем ничего тут не знали, забрели в какой-то парк и о чем-то глупом, никчемном спорили. Вроде, есть ли предел человеческой возможности. Дашка говорила, что нет, а Андрей просто так спорил — чтобы спорить, спорил. Ну, она и заорала — проверить, есть ли предел. Всех собачников собрала, а из соседнего двора куча подростков прибежала.

Ох, и глупые они тогда были, что Дашка, что он.

Счастливые.

В углу на потолке висела паутина. Домработница Кирилла была не очень-то прилежной.

Даша перевернулась на живот.

— Хочу кофе, — сказала она, глядя в стену.

Кирилл послушно поднялся, прошел на кухню. Было слышно, как он гремит посудой.

Дашка знала, что вместо одной чашечки кофе он принесет поднос с завтраком. Так оно и вышло.

— Ты еще не одета? — удивился Кирилл, выставляя на журнальный столик тарелку с горячими бутербродами, салатницу, варенье, блюдо с фруктами.

Дашке хотелось пить кофе в постели, голышом, бессмысленно хихикая и дрыгая ногами. Но что она, школьница, что ли? Глупо. Кирилл ждал, пока она натянет джинсы и сядет к столу.

— Ты устала? — заботливо поинтересовался он, заглядывая ей в глаза.

Ага, устала. Сам заездил и спрашивает.

— Немножко, — согласилась Даша.

Он погладил ее по волосам, крепко прижимая ладонью. Ему нравились ее волосы — тяжелые, рассыпчатые, очень темные.

Даша потянулась за кофе.

— Ты все хорошо помнишь? — спросила она.

— Конечно, — Кирилл поморщился, — сколько можно об этом?

— Который час?

— Полпервого.

Даша вздохнула, взяла сигарету.

— Через час заканчиваются уроки. Ехать тебе минут двадцать, да?

— Почему мне? — удивился Кирилл. — А ты разве не домой?

— Я такси поймаю.

— Так ты без машины сегодня?

Она кивнула. Странно, что он вообще спросил об этом. Его не интересовало, как Дашка добирается. Главное — приезжает, и ладно.

Она посмотрела вдруг в упор на него — спокойным, оценивающим взглядом. Она всегда откладывала это на потом, а сейчас вдруг решилась. Оценить и тщательно взвесить все за и против. Молодой, здоровый, мускулистый. Подбородок, который принято считать волевым. Линия губ, которую принято считать соблазнительной. Большой лоб, который принято считать упрямым. Это, наверное, — за. В ту же кучу — его влюбленность, покладистость, старание в постели. Даша мысленно одернула себя. Насчет влюбленности был явный перебор, оба только играли в нее, старательно соблюдая все правила. Или все-таки это всерьез — глаза, в которых плескается нежность, умелые руки, трепетно встречающие ее тело, такие банальные, такие необыкновенные, такие нужные слова. Есть ли надежда, что все это — правда?

— Ты чего, Даш?

Она пожала плечами, не отводя взгляда от его лица.

— Что? У меня прыщ вскочил? — криво улыбнулся Кирилл.

С юмором у него проблемы, и это не единственный недостаток. Но у кого их нет? И почему Дашка решила вдруг, что примириться с ними будет невозможно? Она справится. Ради самой себя, ради Степки, ради нормального человеческого тепла, которым, несмотря на всякие игры и правила, окружал ее Кирилл.

— Кирюш, давай выпьем, — внезапно предложила Дашка.

Он хмыкнул и посмотрел на нее, как на ненормальную.

— Мне за руль вообще-то.

— А у меня порыв, — медленно произнесла Даша, — просто дико хочется выпить за успех нашего предприятия.

— За наше будущее, ты хочешь сказать?

— Называй как угодно, только плесни чего-нибудь, — хихикнула она.

Кирилл с тяжелым вздохом поднялся.

— Что ты будешь? Вино, коньяк?

— А водки нет?

— Даш, ты серьезно?

Главное, чтобы он не заметил ее мокрых ресниц. Быстрое движение ладони, и все в порядке. Хорошо, что она не накрашена.

Дашка усмехнулась нелепости происходящего. В час дня Кирилл ищет в баре водку, а его любовница старается незаметно смахнуть слезы. Да он и не увидел бы. А увидел бы, так не понял. А понял бы — не спросил. Сплошное отрицание. Может быть, это здорово — собираться замуж за человека, который никогда не спросит о причине твоих слез?! Может быть, это счастье — знать, что он не полезет тебе в душу и не станет нараспашку раскрывать свою? В конце концов, этот стриптиз ни к чему хорошему не приводит.