Поднявший меч - [16]

— Отец, а что значит «повесили»?

Джон-младший редко вмешивается в разговоры взрослых. Но в тот день 1831 года в доме несколько раз повторяли: «Повесили. Ната Тернера повесили».

— Ставят такой большой столб, к нему прибивают перекладину, человека ведут на помост, накидывают ему на голову мешок, а на шею — веревку. Эта веревка перекинута через перекладину, палач тянет за один конец веревки, а другой сдавливает горло, человек задыхается и умирает в мучениях.

— Страшно…

— Да, мальчик, страшно.

Диана тихо спросила:

— Разве этот Нат Тернер не знал, на что шел, чем кончится? Подумать только — захватили плантацию. И убивали, и насиловали белых.

— Мы там не были, Диана. Мало ли что болтают люди. Теперь о них только плохое будут говорить. Храбрый человек Нат Тернер. Таких мало, очень мало, особенно среди негров. Их ведь с детства заставляют быть покорными.

А сам напряженно думал: как Нат Тернер мог на такое решиться? Или не решался вовсе — бросился против хозяев, как он сам мальчишкой бросился на плантатора, как муж Кат едва не убил надсмотрщика. Яростный, слепящий гнев, когда нельзя, не смеешь мириться со злом, тут но до разума, не до расчета… Он боялся себя в такие минуты, но выход какой? Что делать?

Потери рабовладельцев от побегов оценивались в пятнадцать миллионов долларов. Однако спасаем-то лишь малую часть негров, а остальные?

И дело не только в неграх. Спасать надо и белых. Америку надо спасать от чумы рабства.

Но не восстанием же! После восстания — виселицы и новые драконовские законы против негров, против аболиционистов.

3

Он возвращался в Рэндольф. Спешил. Сосед, фермер Уинклиф, просил его привезти бочонок виски; горьковатый, хмельной запах, еле слышное похлюпывание.

Лошадь тоже спешила — домой, в стойло.

Съездил он удачно, хорошо продал шерсть. Зашли в салун вместе с покупателем и его друзьями, пили джин. Как положено.

Но Брауну было не по себе. Его поддел сын Паттерсона, покупателя шерсти. Мальчишка, молокосос. Громко и насмешливо сказал: «А вы, мистер Браун, всех поучаете, чтобы помнили о священном писании, а сами пьете джин. Наш священник в воскресной школе каждый раз говорит, что истинные христиане должны воздерживаться от пьянства и ближних отговаривать». Паттерсон прикрикнул на сына: «Убирайся, не лезь в дела взрослых…» Парень ушел, огрызнувшись. А Брауну следующая стопка не пошла. Поперхнулся, побагровел, едва откашлялся. И больше пить не стал, как ни уговаривали. И смеялись, и подшучивали — не стал.

Упрек мальчишки саднил злее, чем спирт, попавший не в то горло.

Возвращался с успехом, с деньгами, а на душе тяжело. В самом деле, почему он пьет? За столом кричали: «Чего там, все мужчины пьют и сами священники пьют». Это правда, но разве это хорошо? Мало ли что делают все. В карты многие играют, а он и не пробовал ни разу.

Не случайно он поперхнулся. Это знак свыше.

Парень-то нестоящий, развязный. Но, может быть, его господь выбрал, чтобы высказать истину.

А может быть, он и вовсе несправедлив к мальчишке, ведь тот выставил его на посмешище перед всеми, вот теперь он и ищет, к чему бы придраться. С ним чаще всего так и бывает. Если его несправедливо обидят, это не больно, можно вытерпеть, а можно и осадить обидчика. А вот если справедливо…

Джон Браун не мог вынести справедливого укора. Он должен быть прав. Всегда и во всем.

А как же праздники без выпивки? А так. Иди в церковь, надевай воскресный сюртук. Жена пироги испечет… А торговые сделки как же без выпивки?.. Очень просто. Кто хочет пить, пусть пьет. Джон Браун не будет. Не перестанут же у него из-за этого покупать шерсть? Правда, джип помогает при простуде. Что сейчас загадывать про болезни? Слава богу, здоров как бык. Заболеет — липовый отвар жена сделает.

Не буду больше пить. Ни глотка.

Принимаю такое решение, а сам везу виски?

Браун резко останавливает лошадь, спрыгивает с телеги, стаскивает бочонок, рубит топором. Виски льется на землю. Лошадь лизнула языком, отпрянула… Правильно, Серый, гадость это. Мы с тобой больше не будем пить. И другим не посоветуем. А то и не дадим. За бочонок Уинклифу заплачу. Зато на душе спокойно. Джон Браун как думает, так и говорит, как говорит, так и поступает. Не придется ему больше краснеть перед мальчишкой.

Дома он вытащил из кладовки свой собственный бочонок и разбил.

Сыновья решили, что отец чудит, что это пройдет. Но с того ноябрьского дня прошло уже больше четверти века, а он не выпил ни глотка спиртного.

В 1834 году Джон Браун писал из Рэндольфа брату Фредерику: «В течение многих лет я пытался организовать здесь школу для негров. Напиши, не хочешь ли ты помочь мне в этом деле, не перетащишь ли сюда из Гудзона несколько семей настоящих аболиционистов… Я считаю, что неграм необходимо предоставить возможность учиться вне зависимости от того, освободят ли их сразу или нет. Быть может, именно просвещением мы больше сделаем для свержения ига рабства, чем любыми иными путями. Если негры в нашей стране получат образование, то для рабства это будет как динамит, заложенный в скалу. И все рабовладельцы прекрасно это знают. Ты посмотри только на их законы, запрещающие обучать рабов».