Поднятые по тревоге - [11]

В ночь на 5 июля корпус начал отход с рубежа реки Стырь на восточный берег реки Случь. Два дня мы двигались форсированным маршем.

7 июля противник в нескольких местах пытался переправиться через Случь, но был отброшен.

Я приказал уничтожить все мосты, имевшиеся перед фронтом корпуса. Оставили только один мост через Случь для отхода арьергардов. Но 8 июля мы получили приказ отходить дальше к Коростеньскому укрепленному району, потребовалось уничтожить и его. А между тем на западный берег реки уже вышел противник.

Взорвать мост вызвался младший лейтенант Костюк, командир взвода 62-й дивизии Он отобрал 15 добровольцев и под вечер ушел на западный берег. А на следующий день догнал штаб на марше и доложил, что задача выполнена.

— Кроме того, захватил в плен немецкого полковника, — улыбнулся Костюк.

— Хотя это и не входило в вашу задачу, — сказал я, — но за проявленную инициативу благодарю.

— Очень уж удачно получилось, — принялся объяснять Костюк с напускной скромностью. — Только мы перешли мост, видим, едет легковая машина, похоже штабная, и в ней какая-то важная птица. Ну мы, конечно, не растерялись.

— Товарищ полковник, спросите у него, как он доставлял пленного, вмешался адъютант. — Прямо как батьку Махно в фильме «Красные дьяволята»!

— Этот фашистский офицер, — охотно рассказал Костюк, — вез ордена для своих разбойников. Целый мешок орденов Когда мы захватили его, он расстроился и не захотел идти. А у меня разведчик один, здоровый такой парень, говорит: «Давайте потащу фашиста в мешке, чтобы сподручней было». Ну, ордена высыпали, а немца — в мешок. Так и дотащили.

— Молодцы, что проявили находчивость, — похвалил я. — Но впредь запрещаю отвлекаться от выполнения боевой задачи.

— А на обратном пути, когда задача выполнена, можно? — спросил Костюк.

Мне оставалось только рукой махнуть — таких все равно не переубедишь! Впоследствии младший лейтенант Костюк был переведен в разведывательное подразделение и прославился своими исключительно дерзкими, инициативными действиями.

К 9 июля, как и предусматривалось директивой Ставки, соединения и части корпуса отошли на линию Коростеньского укрепленного района, построенного на старой государственной границе и законсервированного перед войной. Здесь имелось значительное количество железобетонных долговременных оборонительных сооружений.

В это время корпусу взамен выведенной в резерв 62-й дивизии была подчинена 200-я стрелковая дивизия 31-го стрелкового корпуса. Мы заняли оборону на фронте Рудище — Белокоровичи — Сербы.

Солдаты, привыкшие действовать в полевых условиях, на первых порах дотам не особенно доверяли. Доходило до смешного. Во время налетов вражеской авиации некоторые вместо того, чтобы укрываться в дотах, выбегали в траншеи.

— Завалит еще в этих коробках! — говорили бойцы.

Между тем доты были сделаны на совесть. Командирам и политработникам пришлось провести значительную разъяснительную работу, пока солдаты научились стойко обороняться в них.

10 июля войска 5-й армии с южного фаса Коростеньского укрепленного района нанесли контрудар по северному флангу группы армий «Юг» в направлении Новоград-Волынский — Червоноармейск. 14 июля наши механизированные корпуса перерезали шоссе между Новоград-Волынском и Житомиром.

В результате оказались скованными шесть пехотных и две моторизованные дивизии врага. Противник вынужден был направить им в помощь пять пехотных дивизий из района Бердичева.

Такому количеству сил войска 5-й армии противостоять не могли. С упорными боями ее левофланговые соединения начали отходить обратно к Коростеньскому укрепленному району.

В это время наш корпус был направлен в район Малин — Бородянка, откуда 16 июля совместно с 27-м стрелковым корпусом нанес удар в южном направлении во фланг 3-му моторизованному корпусу противника.

Наиболее ожесточенные бои завязались за крупный населенный пункт Малин. 45-й дивизии за два дня удалось несколько продвинуться вперед, но потом она вынуждена была остановиться. Полки три раза поднимались в атаку, и каждый раз сильный огонь врага прижимал их к земле.

Я в это время прибыл на НП командира дивизии генерал-майора Шерстюка, находившийся на опушке леса. Комдив доложил обстановку. Собственно, она была в основном ясна и без доклада: полки топтались на месте.

— Что же думаете предпринять? — спросил я.

— Произведу перегруппировку и буду наносить удар правым флангом. Вот здесь, — генерал Шерстюк указал место на карте, — должен быть стык между двумя пехотными батальонами немцев.

— Откуда у вас такие данные?

— Добыли кое-какие оперативные документы, товарищ командир корпуса. Шерстюк довольно улыбнулся, наверное впервые за этот трудный для него день, и пояснил: — Попал к нам в руки планшет вражеского офицера. Доставил его пулеметчик Александров. Вон он сидит под деревом.

Неподалеку от нас, под высокой сосной с обломленной верхушкой, сидел широкоплечий солдат в выгоревшей добела гимнастерке. Пристроив на коленях котелок, он проворно орудовал ложкой.

— Отъедается, — усмехнулся генерал Шерстюк. — Силен парень! Вчера при отражении контратаки его рота отошла. Он с пулеметом остался на месте и едва не попал в плен. Патроны у него кончились, а немцы уже рядом. Тогда он бросился на них с саперной лопатой. Наскочил прямо на офицера, прикончил его, забрал планшет, пистолет и скрылся в лесу. Блуждал целые сутки. Говорит, что еще двух фашистов уложил из трофейного пистолета. Сегодня добрался до своих. Командир полка его сразу ко мне прислал с планшетом.