Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге - [102]

не хочу, чтоб сие было, – сказал он громко, чтоб все слышали, – и всем вам повелеваю, чтоб не исключать ее ни из какой беседы с другими женщинами и девками, а менее того, чтоб кто отважился делать ей малейший в том упрек». Он взял потом опять за руку сию девку, говорил ей, чтобы она не боялась и больше ни о чем не печалилась, а как, по его требованию, принесли ему ея сына, который был изрядный и здоровый двухлетний мальчик, то сказал сей государь: «Это очень хороший мальчик, который будет добрым у меня солдатом. Старайтесь, чтоб он вырос, я буду временно об нем спрашивать, и его должно мне показывать, когда я сюда ни приеду». Под конец поцеловал он мать, подарил ей целую горсть рублевиков и с тем отъехал.[200]

58. Происшествие, касающееся князя Долгорукова, по которому подпал было он под гнев монарший

Сей ревностнейший из слуг Петровых муж впал было однажды, хотя и неумышленно, в искушение, прогневавшее Государя о котором он однако же сожалел во всю свою жизнь.

Во время следствия, производившегося над князем Гагариным, который по богатству и знатности своей имел многих сильных защитников, и в числе их князя Меншикова, а через него и самую императрицу, когда сей виновный опасался паче других князя Долгорукова, яко судию неприступного ни к какому пристрастию, то приложены были всевозможные старания поколебать добродетель сего Катона.

Хотя же по строжайшему беспристрастию его никто не смел показаться к нему с подарками; замечено было однако, что он любил при покупке вещей, нужных ему, выторговывать в цене, и даже покупать и такие, какие хотя были ему и не надобны, но казались слишком дешевыми. С сей-то стороны покусились уловить его; что отчасти и удалось им: подкуплен был любимый его дворецкий, которой предложил князю, что Гагарин, имея крайнюю нужду в деньгах, между прочими вещами своими продает пребогатую Персидскую, или Китайскую, чего-де я доподлинно не знаю, палатку, за самый бесценок; она-де стоит по крайней мере пяти тысяч рублей (хотя в самом деле стоила и гораздо более), а просят за нее полторы тысячи; не прикажете ли, продолжает коварный дворецкий поторговать её? Может-де быть, возможно будет выторговать немало и из сей цены?

Князь, ни мало не подозревая дворецкого, которого любил, сказал ему: можно ли ее видеть? Не знаю сказал коварный, но постараюсь о том. На другой день, будто бы он старанием своим, чрез посредство пяти рублей, им на то издержанных; достал ее для показа князю; ему она весьма полюбилась; а особенно потому, что была дёшева; он поручил дворецкому сему её сторговать; тот через несколько будто бы дней, торгуя её, купил за тысячу рублей, и князь находкою сею так был доволен; что из оного родилось в нем большое сожаление о судимом князе Гагарине, и замечено было, что он после сего не так уже строго судил о его делах.

Известно, что никакие ходатайства за этого преступника, никакие пронырства и хитрости, не могли у правосудного государя защитить его, а прямого средства к спасению своему несчастный сей князь Гагарин или не знал, или не хотел употребить, то есть, признаться во всех своих преступлениях; сие одно могло бы спасти его: ибо истинное раскаяние в прогрешениях всегда склоняло монарха на милость.[201]

По совершении казни над сим несчастным[202], недоброжелатели князя Долгорукова внушили Государю, что он с казненного взял взятки, и именно, пребогатую такую-по палатку, которая-де и ныне у него в доме находится.

Можно себе представишь, сколь должен был раздражиться на него Государь почитавший всегда в нем бескорыстие и беспристрастие за непоколебимые добродетели. Он прилизывает его к себе, и с гневом говорит ему: правда ли, что ты с Гагарина взял взятки? Князь ответствует, что неправда, и что какой нибудь бездельник обнес его у его величества. Монарх уличает его палаткою оною. «Она мне не подарена, и никто не смел мне бы предложит о том со стороны Гагарина, – ответствует он; – а куплена дворецким моим за тысячу рублей и деньги те я сам выдал». Знаю я, сказал на сие монарх, что ты выдал тысячу рублей, но сия тысяча осталась у твоего плута-дворецкого, а ты за тысячу рублей имеешь такую палатку; которая стоит более 5000. да и повелел оную принести к себе; и поскольку она и в самом деле стоила несравненно больше заплаченных за нее денег, то Монарх сказал: «Можно ли за тысячу рублей купить ее? И ты ещё запираешься в бездельничестве своем?»

Пристыженный сим князь впервые поклялся пред монархом, что он отнюдь не почел сие за взятки, или за хитрость; и рассказав в точности все слова дворецкого своего, просил в умышленном сем преступлении своем прощения, и что он впредь никогда уже не впадёт в подобное искушение.

Дворецкий был о сем допрошен и признанием своим во всем оправдал князя. Он был наказан как бездельник и по просьбе князя, не хотевшего иметь уже у себя сего плута, сослан в ссылку. Монарх принял опального князя его в прежнюю свою милость, пригрозив однако же ему, что если он впредь что подобное сему учинит, то бы не пенял уже на него; «ибо-де я, – заключил государь, – ни для кого не нарушу правосудия».