Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге - [100]

Шрифт
Интервал

Об Адриане, императоре римском, пишет Авл Геллий, (Афинские ночи, гл. 3), что он ненавидел всех, кои были ученее, или умнее его, и многие лишены были от него за то и самой жизни; столь же было опасно и спорить с ним. Его времени философ Фаворин говаривал, что для него три вещи удивительны:, 1) что, он будучи галлом, говорил по-гречески; 2) что, быв евнухом, обвиняем был в прелюбодеянии, и 3) что спорил с Адрианом, и не был лишен жизни. Но сколь же многих Адрианов представляет нам история!

55. Хитрость корыстолюбивых купцов голландских

Известно, скол малы были при Герое нашем государственные доходы; и что потому нередко его величество чувствовал нужду в деньгах. Из голландских купцов, к которым монарх был весьма благосклонно расположен, одна компания, ведая сию нужду, предложила его величеству, что может она доставить ему нового доходу, без всякого отягощения народа, в год до миллиона и более рублей. Государь, благосклонно выслушав предложение сие, желал знать источник того, из коего они почерпнуть могут такую прибыль; тогда купцы эти подали его величеству приготовленный уже им проект на письме, содержание которого было следующее:

I. Отдать им на откуп на десять лет сбор внутренней пошлины; а они за оное обязуются платить, сверх той суммы, какая из трехгодичной сложности выйдет, по 30 копеек на рубль, не прибавляя ни на какия вещи ни цены, с каковой берется пошлина, и не увеличивая оной; следовательно ни малейшей тягости не прибавится ни продающим, ни покупающим те вещи.

II. А за это требуют они, на такое же число годов, дать им право покупать самим из первых рук внутри всей России всякие продукты, произрастения и изделия; а ими привозимые всякие же товары продавать гуртом и в розницу всякому произвольною ценою. Из сих двух пунктов выводили они, сверх столь знатной прибавочной ими к пошлинным сборам суммы, еще и следующие выгоды: 1) что сею торговлею их увеличится торговля внутренняя, а следовательно и портовая пошлина; 2) что земледельцам подастся способ к размножению продуктов своих; 3) Россияне из ближайшего такового обращения с иностранцами переймут от них новые познания, особенно же купечество Российское, из коего многие служа у них приказчиками, узнают искусство вести правильную торговлю.

Монарх, прочитав проект сей, хотя и проник в скрытую их хитрость, однако же с благосклонностью отвечал, что он о сем подумает, и даст им знать волю свою. И так в тот же еще день, прибыв сам в Сенат, предложил проект тот гг. сенаторам, желая знать на оный их мнение, дав при том знать, что он имеет нужду в деньгах; А миллион рублей прибыли может нужду сию удовлетворить.

Господа сенаторы, по некоем рассуждении, признали оный полезным; но один из них, князь Яков Федорович Долгоруков, во все время рассуждения не говорил ни слова. Великий государь, заметив сие, сказал последнему: «А ты, дядя что же ничего не говоришь?» «Для того, – отвечает тот, – что я размышлял о коварстве предложивших этот проект, и уверен, что они дадут и по 50 копеек на рубль пошлиной, или больше, только б им прибрать в одни свои руки всю внутреннюю торговлю. Велите только призвать их в Сенат, и дайте мне волю поговорить с ними: то увидите, правду ль я говорю? Монарх охотно сие позволил; и как уже было поздно, то назначен к сему завтрашний день.

На сей день все господа сенаторы съехались ранее обыкновенного, и послали просить предложивших проект купцов в Сенат, по прибытии которых князь начал с ними говорить: что государь приемлет предложение их милостиво; но как сами они ведают, насколько его величество их жалует, любит и бережет как собственных своих детей, и для того надеется, что они конечно прибавят еще к З0 копейкам. Голландцы, желая будто бы показать, сколько они чувствуют милость его, прибавили первым словом еще по гривне; на увещание же князя и других сенаторов, по неким их оговоркам, что могут они остаться в убытке, согласились однако же наконец, поговоря между собою в другой комнате, прибавить и еще по гривне, то есть по полтине на рубль. Князь благодаря их за усердие, отпустил, обещаясь доложить того же еще дня обо всем Государю.

В самом деле князь из Сената поехал к его величеству; он представил ему, сколь охотно прибавку эту они учинили. «Но я уверяю вас, государь, – продолжал князь, – что они дадут и больше; но сколь сие разорительно будет твоим купцам и всему народу, то могут тебе яснее представить сами купцы твои; призовите их только их к себе, и поговорите с ними сами обо всем том.

Великий государь, поблагодарив князя, того же дня призвал лучших из них, в числе коих был и московской гость Евреинов[197], муж старый, почтенный и знающий торговлю, которого монарх довольно и знал. Его величество предложил им сей голландский проект, и потребовал на него их мнения. Купцы прочитав поглядывали друг на друга и молчали. Тогда Государь сказал помянутому Евреинову, назвав его по имени: «Что ж ты молчишь? тебе особливо надобно говорить, как старику, и как больше других знающему свое дело». «Всемилостивейший Государь! – ответствовал тот, я осмелюсь спросить у тебя: для армии твоей надобны ль тебе холст, шерсть и кожи? – Без сомнения! Хорошо: надобно ли тебе, Государь, еще, чтоб твои подданные от торговли богатели и оную в пользу государственную распространяли? – И то неотменно нужно, – ответствовал Государь. «А когда так, – сказал старик, – то я доношу тебе, если отдать всю внутреннюю русскую торговлю одним голландцам, то всё погибнет безвозвратно; они, яко люди весьма богатые, скупать будут все наши продукты и произрастения одни; и в 10 лет не только разорят купцов твоих, но и самых крестьян, унижая год от году цену оных; да и портовая торговля претерпит великой упадок: ибо что будут покупать другие иностранные купцы, когда у одних голландцев в руках все наши будут товары? А ты, Государь, ту прибыль, какую они тебе обещают, с лихвою назад им отдашь, покупая у них для армии твоей и холст и кожи и все нужное, а может быть и самой хлеб, такою ценою, какую они назначать. Что ж они бают, что могут научить нас порядочнее вести торговлю: то напротив они и то знание, какое мы уже имеем, у нас отнимут. Кто им велит научать нас тому, что навредить может собственной их пользе? Да и могут ли, – заключил Г. Евреинов, – успевать в таком случае какие-либо твои в рассуждении торговли и фабрик заведения, когда они все приберут в свои руки?


Рекомендуем почитать
В Ясной Поляне

«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».


Реквием по Высоцкому

Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.


Утренние колокола

Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.


Народные мемуары. Из жизни советской школы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из «Воспоминаний артиста»

«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».


Бабель: человек и парадокс

Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.