Подлинная история носа Пиноккио - [44]

– Где Ниеми? – спросил Бекстрём.

– Поехал домой спать, – сообщил Фернандес и улыбнулся. – Возраст берет свое.

– Я собирался осмотреть второй этаж. – Бекстрём кивнул в сторону лестницы, ведущей наверх.

– Ради бога, – ответил Фернандес. – Мы там закончили. Сейчас по полной программе занимаемся подвалом. Я и пара коллег из технического отдела криминальной полиции лена, которых нам пришлось одолжить. Это же огромный домина, поэтому мы прокопаемся здесь, наверное, неделю, если нам сейчас надо сделать все без сучка без задоринки. Если тебе понадобится какая-то помощь от нас, только позови.

«И что это сейчас может быть», – подумал Бекстрём и довольствовался лишь кивком в ответ.

Большое красное пятно перед письменным столом по-прежнему находилось на своем месте. С четко обозначенными границами, почти круглой формы, диаметром примерно тридцать сантиметров в том месте, где еще утром лежала голова жертвы, и когда комиссар опустился на колени, чтобы внимательнее рассмотреть его, то смог даже увидеть отпечаток от носа и лба Эрикссона в запекшейся крови.

Но никаких брызг, даже крошечной капли, подумал Бекстрём, пусть даже Эрикссон, скорей всего, упал носом прямо в пол, прежде чем преступник принялся крошить ему затылок.

«Не сходится это, ерунда какая-то», – подумал он, когда снова поднялся.

Второй этаж дома Эрикссона, похоже, был сугубо личной территорией. Большой зал, где его убили, явно являлся некоей комбинацией рабочего кабинета и гостиной. Письменный стол в центре, два комплекта мягкой мебели по углам, книжные полки на стенах и много всего большого и малого, достойного лучшей судьбы, чем оказаться неизвестно кому сейчас предназначенным имуществом умершего гангстерского адвоката. Все могло сложиться иначе, не будь фотографий, которые Ниеми и Фернандес, к сожалению, уже сделали, до того как Бекстрём прибыл сюда.

Слева от зала находилась спальня покойного, гигантский гардероб и ванная комната, размерами превосходившая гостиную Бекстрёма в его уютной берлоге на Кунгсхольмене. А справа комната, напичканная теле-, видео– и музыкальной аппаратурой, напоминавшая гостевую, с еще одной ванной и отдельным туалетом. Приятная, хорошо прибранная – белые стены, натертый до блеска деревянный пол, мрамор и мозаика, и сколько все это стоило, Бекстрём и представить себе не мог.

Неблагодарный мир, подумал он и глубоко вздохнул, поскольку имел в виду самого себя, и единственным утешением в данной связи была его уверенность в том, что адвокат сегодня сидел своей криминальной задницей на жаровне Господа нашего глубоко внизу под тем, что некогда служило ему земным жилищем.

В зале на втором этаже находился также барный столик на колесиках, довольно большой, наверняка с сотней самых разных бутылок. Виски, джин, водка, коньяк плюс все другое в виде ликеров, крепленых вин и воды с газом, чего, конечно, следовало избегать любому нормальному человеку, если речь не шла о женщине, педике или адвокате, как в случае Эрикссона.

Главным образом стандартные продукты, констатировал Бек-стрём, и единственным, что выглядело интересным для знатока вроде него, оказалась шкатулка из темного дерева с блестящим металлическим обрамлением и черным двуглавым орлом в барельефе на крышке. Как раз в меру большая, чтобы вместить литр солодового виски наилучшей марки. Бекстрём взвесил ее на руке, а потом открыл, но вместо красивого хрустального графина, который надеялся найти внутри, обнаружил только маленькую эмалированную фигурку мальчика, одетого в остроконечную красную шапку, желтую куртку и зеленые брюки, по размерам чуть больше бутылки емкостью 0,33 литра и в остальном похожего на обычного гнома.

На всякий случай он все равно вытащил ее из ящика и осторожно потряс с надеждой услышать хорошо знакомый булькающий звук. Из своего богатого опыта он знал, что так называемые приличные люди могли хранить крепкие напитки в самых странных предметах вроде книг в старинных кожаных переплетах, биноклях или даже в прогулочной трости. Сам он прихватил с собой такую трость, проводя домашний обыск уже скоро тридцать лет назад, когда еще начинал трудиться в отделе насильственных преступлений полиции Стокгольма, и сегодня она стояла в его подставке для зонтиков в прихожей квартиры на Кунгсхольмене. Дорогое воспоминание о старых добрых временах, когда он был молодым констеблем.

Но ничего подобного не ожидало его на этот раз. Гном не издал ни малейшего бульканья, как Бекстрём ни тряс его из стороны в сторону. На дне ящика он увидел маленький листок бумаги со сделанной от руки надписью. «Эмалированная музыкальная шкатулка в виде фигуры мальчика. Вероятно, изготовлена в Германии в начале двадцатого века. Примерная стоимость 3000 крон».

«Что она делает среди алкоголя? – Бекстрём удивленно покачал головой и вернул фигурку в шкатулку. – Возможно, ему нравилось слушать мелодию, которую она играла, когда он пил? Странный мужик», – решил он, поскольку сам предпочитал выпивать в одиночестве и лучше в полной тишине.

Потом он по телефону вызвал такси и, стоя на первом этаже, решил избавиться от своего портфеля, чтобы избежать злых слухов и обычной клеветы. И как только ему могла прийти в голову идея тащить его с собой в такое место, где два придурка, Ниеми и Фернандес, фотографируя все и вся, сделали невозможной любую попытку проявления частной инициативы. Проще всего было попросить чилийца заскочить на работу и оставить портфель в его кабинете.