Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - [287]

Летом 1823 года Александр I, «томимый предчувствием близкой кончины», поручает митрополиту Филарету составить манифест о назначении престолонаследником великого князя Николая Павловича.

Он запечатал этот манифест в конверт, на котором собственноручно делает надпись: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть московскому епархиальному архиерею и московскому генерал-губернатору в Успенском соборе прежде всякого другого действия».

Решение, которое принял император, достаточно небывалое в русской истории…

«Отречение Константина было оформлено только келейно, между членами императорской семьи, а заготовленным актам о престолонаследии придан небывалый характер посмертных распоряжений, которые будут опубликованы, только когда их автор ляжет в могилу и, стало быть, перестанет быть носителем власти, – пишет А.Е. Пресняков. – Этот государственно-правовой парадокс, который можно назвать политической бестактностью, не смущал Александра. В состоянии моральной депрессии, в каком он доживал последние года, он готов был откладывать крупные и требовавшие решимости действия до времени, когда не ему придется их совершать. Так в деле будущих декабристов, так в деле о престолонаследии».

Адресованные Александру I упреки в политической бестактности кажутся нам преувеличенными…

Чтобы ни объявил Александр I, исполнять это должны были бы те же люди, которые не захотели исполнить ясно и четко выраженную волю императора – не предпринимать всякого действия прежде вскрытия оставленного им пакета.

Возможно, если бы об отречении Константина от прав на наследие престола было объявлено заранее, смена императоров прошла бы спокойнее, но могло быть и наоборот. Те темные силы, что препятствовали Николаю I занять престол, могли бы подготовить к наступающему междуцарствию еще более страшные подарки…

3

Некоторые историки утверждают, что из-за того, что Александр I не объявил Николая I своим наследником, тот не был как следует подготовлен к должности императора.

На это можно возразить, что в самой императорской семье все, и сам Николай I тоже, знали о запечатанном в конверт манифесте и никто не мешал готовить Николая I в императоры, никто не мешал ему самому готовиться к предстоящему правлению.

Но есть еще и другое соображение, позволяющее предположить, что, может быть, потому и не был Николай I публично объявлен наследником престола, что Александр I хотел подготовить его к предстоящему служению наилучшим образом.

Тот же А.Е. Пресняков совершенно справедливо отмечает, что, «вращаясь в военно-служебной (он командовал гвардейской дивизией и управлял военно-инженерной частью. – Н.К.) и придворнослужилой среде, в так называемом “высшем” обществе, Николай хорошо его знал со всей его пустотой и распущенностью, дрязгами и интригами. Он находил потом, что время, затраченное на толкотню в дворцовых передних и секретарских дежурных комнатах, не было потеряно: оно послужило “драгоценной практикой для познания людей и лиц”, и он тут “многое видел, многое понял, многих узнал – и в редком ошибся”. В салонах этой среды творилось то, что тогда в Петербурге считалось общественным мнением; это было мнение высшего дворянства и бюрократии, – и Николай знал ему цену».

И вот тут резонно задать себе вопрос: не является ли это знание людей, которое получил Николай I, гораздо более необходимым для будущего императора, нежели знания, как докладываются и как подписываются государственные бумаги? И другой вопрос напрашивается здесь: сумел ли бы Николай I получить эти знания, если бы был объявлен наследником престола?

Сам Александр I такого знания не получил и все двадцать пять лет царствования страдал от этого. Практически все ошибки его царствования, так или иначе, были связаны с этим недостатком в его подготовке.

О какой же тогда политической бестактности или трусости может идти речь, если Александр I проявил величайшую мудрость, когда воспользовался случаем и дал будущему императору возможность пожить почти наравне со своими подданными, чтобы лучше узнать их?

Скажем сразу, что этот «педагогический» эксперимент удался на славу. Николай I узнал то высшее общество рабовладельцев, которое уже давно разделяло народ с его монархом, монарха с его народом.

«К этому обществу, – пишет А.Е. Пресняков, – у него было не больше симпатии и уважения, чем у Павла или Александра. Дворянство и для него, прежде всего, – служилая среда, которую он стремится дисциплинировать и удержать в положении покорного орудия власти… Слишком остры противоречия русской жизни в эпоху разложения крепостного хозяйства и роста торгово-промышленных интересов страны, чтобы Николай мог твердо стоять в положении “дворянского царя”».

Но все это впереди, а когда, в конце лета 1825 года, император Александр I объявил, что отправляется в Таганрог на всю зиму, князь Голицын, которому император поручил привести в порядок бумаги, хранившиеся в его кабинете, спросил: как быть с актом о престолонаследии?

– Положимся на Бога, – сказал Александр I. – Он устроит все лучше нас, слабых смертных.