Подкопы - [3]
.
Мямлинъ (въ окончательномъ пафѳосѣ своего увлеченiя и снова обращаясь къ нему).
И наконецъ души ангельской! Чего жъ можно больше требовать отъ человѣка!
(Полковникъ Варнуха при этомъ только уже выворотилъ бѣлки свои на Мямлина, какъ бы желая тѣмъ выразить ему свое удивленiе).
Мямлинъ (ничего этого незамѣчавшiй).
Это назначенiе такъ меня ободрило, что когда я радость мою по этому предмету передавалъ князю Михаилу Семенычу, такъ онъ, сочувствуя, конечно, вполнѣ выбору Алексѣя Николаича, посмѣялся даже мнѣ: «Ахъ ты, говоритъ, добрая, русская душа; каждому малѣйшему успѣху Poссiи ты радуешься!..» Я что жъ? Признаюсь: патрiотъ!.. Люблю мое отечество! И теперь вотъ прямо самому графу и вамъ осмѣлюсь сказать и просить разсмотрѣть мои труды; можетъ быть, и въ нихъ найдется что нибудь полезное! Никакой поблажки или снисхожденiя не желаю себѣ; а прошу только разсмотрѣть ихъ и оцѣнить по достоинству.
Владимiръ Иванычъ (мрачнымъ голосомъ).
Наша обязанность разсматривать всѣ поступающiя къ намъ дѣла.
Мямлинъ.
А я только и желаю того! (начинаетъ снова выдѣлывать изъ лица гримасы).
Владимiръ Иванычъ (съ нескрываемымъ отвращенiемъ).
Какая, однако, у васъ болѣзнь эта несносная.
Мямлинъ.
Очень несносная! (встаетъ и начинаетъ раскланиваться). Поручаю себя вашему вниманiю.
Владимiръ Иванычъ (тоже вставая и протягивая Мямлину руку).
Весьма радъ, что видѣлъ васъ!
Мямлинъ (склоняя передъ нимъ голову).
Супругѣ вашей прошу засвидѣтельствовать отъ меня глубочайшее уваженiе.
Владимиръ Иванычъ.
Благодарю васъ! (обращаясь къ полковнику Варнухѣ, но не протягивая ему руки). Радъ, что съ вами познакомился!
(Полковникъ Варнуха проворно и низко ему кланяется).
Мямлинъ (показывая на него рукою).
Мы съ полковникомъ только и просимъ васъ объ одномъ: воздать каждому изъ насъ по дѣломъ нашимъ!
(Оба за тѣмъ еще разъ раскланиваются съ Владимiромъ Иванычемъ и уходятъ).
Явленiе IV
Владимiръ Иванычъ (оставшись одинъ и какимъ-то тигромъ разсвирѣпѣлымъ садясь на свое мѣсто).
Погодите, – я воздамъ вамъ по дѣломъ вашимъ!.. Этотъ дуралей-то прокаженный воображаетъ, что я его три дурацкiе тома стану читать; да я, безъ всякаго чтенiя, прямо доложу графу, что это чепуха великая, и напередъ увѣренъ, что не ошибусь!.. Въ Андашевскомъ какого-то ужъ ангела открылъ и говоритъ мнѣ это прямо въ глаза, – одно это показываетъ, что онъ дуракъ набитый! Другой-то тоже хорошъ, спичка эта военная, воришка съ какого-то заводишка, высшей должности себѣ ожидаетъ! Что до меня касается, такъ я васъ обоихъ угощу: въ службѣ только еще и осталось одно это наслажденiе, что подобнымъ скотамъ можешь ногу подставить!
Явленiе V
(Входитъ лакей).
Лакей.
Чиновникъ Шуберскiй!
Владимiръ Иванычъ.
О, чортъ его дери! (сердито къ лакею). Что ему надобно отъ меня?
Лакей.
Онъ съ бумагами какими-то пришелъ-съ.
Владимiръ Иванычъ.
Зови!
(Лакей уходитъ).
Явленiе VI
Владимiръ Иванычъ.
Я увѣренъ, что этотъ прощалыга пришелъ высмотрѣть, что у меня написано на лицѣ.
Явленiе VII
(Входить Шуберскiй, молодой еще человѣкъ въ вицъ-мундирномъ фракѣ и съ дѣлами подъ мышкой).
Владимiръ Иванычъ (довольно сурово ему).
Что у васъ за дѣла такiя спѣшныя?
(Шуберскiй на это молча подаетъ ему бумаги).
Владимiръ Иванычъ (подписывая эти бумаги).
Это все пустяки какiе-то, подтвержденiя!.. Развѣ они не могли полежать, пока я прiѣду! (почти швыряетъ къ Шуберскому подписанныя бумаги).
Шуберскiй(скромно подбирая эти бумаги).
Я еще и собственное дѣло имѣю къ вамъ, Владимiръ Иванычъ!
Владимiръ Иванычъ.
Что такое-съ?
Шуберскiй.
Я пришелъ попросить у васъ позволенiя подать мнѣ въ отставку.
Владимiръ Иванычъ (видимо удивленный этими словами).
Это съ чего вамъ вздумалось?
Шуберскiй(грустно пожимая плечами).
Мнѣ при Алексѣѣ Николаичѣ невозможно оставаться служить. Онъ въ первый же разъ какъ будетъ управлять за графа, начнетъ непремѣнно преслѣдовать меня.
Владимiръ Иванычъ (съ нѣкоторымъ вниманiемъ).
Но что такое собственно у васъ съ нимъ вышло?.. Я до сихъ поръ не знаю хорошенько!
Шуберскiй(скромно потупляя глаза).
Я въ одномъ фельетонѣ моемъ написалъ про Алексѣя Николаича!.. Тогда, можетъ быть, вы изволите помнить дѣло это по Калишинскому акцiонерному обществу.
Владимiръ Иванычъ (съ большимъ уже вниманiемъ).
Ну-съ!
Шуберскiй(съ тѣмъ же скромнымъ видомъ).
А у меня въ этомъ обществѣ зять, мужъ сестры моей, служилъ…
Владимiръ Иванычъ (съ еще большимъ вниманiемъ).
Ну!
Шуберскiй.
Онъ какъ-то приходитъ къ намъ и разсказываетъ: «вашъ, говорить, Андашевскiй взялъ съ нашей компанiи триста тысячъ акцiями».
Владимiръ Иванычъ (покраснѣвъ даже въ лицѣ отъ удовольствiя).
Стало быть, это не утка газетная была?
Шуберскiй.
Какая же газетная утка? Зять мой съ управляющимъ компанiей и возилъ къ нему эти акцiи и не на домъ, а на квартиру къ его любовницѣ.
Владимiръ Иванычъ
Это къ Марьѣ Сергѣевнѣ Сониной?
Шуберскiй.
Къ ней именно!… Алексѣй Николаичъ у ней въ гостиной и принялъ эти акцiи; сначала сосчиталъ ихъ очень акуратно, а потомъ просилъ Марью Сергѣевну положить ихъ на время въ свою шифоньерку.
Владимiръ Иванычъ.
И вы все это описали?
Шуберскiй.
Почти; но главнымъ образомъ я провелъ въ статьѣ ту мысль, что какъ выгодно бываетъ иногда акцiонернымъ обществамъ открывать безплатную подписку нѣкоторымъ лицамъ, и въ примѣръ тому указалъ на Калишинское акцiонерное общество и будто-бы нѣкоего г. Подстегина…
«Если вам когда-нибудь случалось взбираться по крутой и постоянно чем-то воняющей лестнице здания присутственных мест в городе П-е и там, на самом верху, повернув направо, проникать сквозь неуклюжую и с вечно надломленным замком дверь в целое отделение низеньких и сильно грязноватых комнат, помещавших в себе местный Приказ общественного призрения, то вам, конечно, бросался в глаза сидевший у окна, перед дубовой конторкой, чиновник, лет уже далеко за сорок, с крупными чертами лица, с всклокоченными волосами и бакенбардами, широкоплечий, с жилистыми руками и с более еще неуклюжими ногами…».
Роман А.Ф.Писемского «Тысяча душ» был написан больше ста лет тому назад (1853—1858). Но давно ушедший мир старой – провинциальной и столичной – России, сохраненный удивительной силой художественного слова, вновь и вновь оживает перед читателем романа. Конечно, не только ради удовлетворения «исторического» любопытства берем мы в руки эту книгу. Судьба главного героя романа Калиновича – крах его «искоренительных» деяний, бесплодность предпринятой им жестокой борьбы с прочно укоренившимся злом – взяточничеством, лихоимством, несправедливостью, наконец, личная его трагедия – все это по-своему поучительно и для нас.
«Нижеследующая сцена происходила в небольшом уездном городке Ж.. Аполлос Михайлыч Дилетаев, сидя в своей прекрасной и даже богато меблированной гостиной, говорил долго, и говорил с увлечением. Убедительные слова его были по преимуществу направлены на сидевшего против высокого, худого и косого господина, который ему возражал…».
Известный роман выдающегося писателя, посвященный русской общественной жизни 60-х годов XIX века, проникнутый идеями демократизма, добра и человечности. Произведение это получило высокую оценку Л.Н.Толстого.
«Губернией управлял князь ***. Четверг был моим докладным днем. В один из них, на половине моего доклада, дежурный чиновник возвестил:– Помещик Шамаев!– Просите, – сказал князь…».
«В одном из московских переулков, вероятно, еще и теперь стоит большой каменный дом, на воротах коего некогда красовалась вывеска с надписью: «Здесь отдаются квартиры со столом, спросить госпожу Замшеву». Осеннее солнце, это было часу в десятом утра, заглянуло между прочим и в квартиры со столом и в комнате, занимаемой хозяйкою, осветило обычную утреннюю сцену…».
«– Ничего подобного я не ожидал. Знал, конечно, что нужда есть, но чтоб до такой степени… После нашего расследования вот что оказалось: пятьсот, понимаете, пятьсот, учеников и учениц низших училищ живут кусочками…».
В первый том наиболее полного в настоящее время Собрания сочинений писателя Русского зарубежья Гайто Газданова (1903–1971), ныне уже признанного классика отечественной литературы, вошли три его романа, рассказы, литературно-критические статьи, рецензии и заметки, написанные в 1926–1930 гг. Том содержит впервые публикуемые материалы из архивов и эмигрантской периодики.http://ruslit.traumlibrary.net.
В восьмом (дополнительном) томе Собрания сочинений Федора Сологуба (1863–1927) завершается публикация поэтического наследия классика Серебряного века. Впервые представлены все стихотворения, вошедшие в последний том «Очарования земли» из его прижизненных Собраний, а также новые тексты из восьми сборников 1915–1923 гг. В том включены также книги рассказов писателя «Ярый год» и «Сочтенные дни».http://ruslit.traumlibrary.net.
В четвертом томе собрания сочинений классика Серебряного века Федора Сологуба (1863–1927) печатается его философско-символистский роман «Творимая легенда», который автор считал своим лучшим созданием.http://ruslit.traumlibrary.net.
Христианство – основа русской культуры, и поэтому тема Пасхи, главного христианского праздника, не могла не отразиться в творчестве русских писателей. Даже в эпоху социалистического реализма жанр пасхального рассказа продолжал жить в самиздате и в литературе русского зарубежья. В этой книге собраны пасхальные рассказы разных литературных эпох: от Гоголя до Солженицына. Великие художники видели, как свет Пасхи преображает все многообразие жизни, до самых обыденных мелочей, и запечатлели это в своих произведениях.