— Я же Вам их продал, — отвечаю равнодушно. — Ваше право ими распоряжаться, как хотите. Только некоторые из них я уже пел, правда, в узком кругу. А «О той весне» пел школьный хор на концерте ко Дню победы. Я Вас предупреждал.
— Приятно иметь дело с порядочным человеком, — сообщает и на миг задумывается. — То, что их слышали неважно уже. Ты уж, будь добр, не подтверждай свое авторство и все, — просит. — Я их уже подал в ВААП на регистрацию, — предупреждает.
Киваю соглашаясь.
— Пожалуй, пометь те песни, которые уже слышали многие от тебя, — предлагает, кивая на партитуру. — Или ты хочешь быть соавтором? Автором стихов или музыки? — интересуется. — С авторством музыки могут быть проблемы при регистрации. Ты ведь не признанный музыкант или композитор. Поэтом еще можно записать тебя. Может, пропустят, но с трудом. Тогда сейчас потеряешь в деньгах, — предупреждает.
Теперь задумываюсь я. Пододвигаю партитуру к себе и отмечаю, что пелось на публике: «Солдат», «Я рожден в Советском Союзе» и «Романс». Тексты некоторых песен явно придется переделывать. Стоит ли мне связываться с этим авторством, соавторством? Но ведь надо создавать себе историю поэта-песенника. Почему не воспользоваться предоставляемой возможностью? Денег мне хватит. На песнях еще заработаю. Смотрю на Аду Антоновну. «Але! Как дела у вас с Соломонычем с ВААПом?» — мысленно обращаюсь к ней. Она понимает без слов и мотает головой. Облом!
— Уважаемый Иосиф Аркадьевич. Всех денег не заработать, а мне надо делать себе имя, как поэту песеннику. Поэтому под некоторыми песнями мне бы хотелось видеть свою фамилию, хотя бы в качестве автора стихов, — заявляю напряженно глядящему на меня мужчине.
— Понимаю тебя, — соглашается, — Давай сначала послушаем, что ты привез, — предлагает и запускает первую песню.
Отходит на середину комнаты и внимательно вслушивается в песню. Затем перематывает сначала и снова внимательно слушает, иногда кивая головой. Прослушав, таким образом, все песни, вновь возвращается к песням «Потому что нельзя» и «Как упоительны в России вечера». Заметил задумчивый взгляд Ады Антоновны на себе.
— Под какими песнями ты хочешь видеть свою фамилию в качестве поэта? — спрашивает с напряжением.
— Под всеми и не только в качестве поэта, — отвечаю с наивным видом.
Слышу, как с шумом вдыхает воздух сбоку Ада Антоновна. Иосиф Аркадьевич крякнул с досады и открыл рот, чтобы ответить молодому наглецу, но опережаю:
— Понимаю, что так не получится. Текст песни «Я родился в Союзе» не пропустят в таком виде и его надо переписывать, поэтому на него не претендую. Но музыку хочу считать своей. «Романс» не переделать, поэтому его ВААП не пропустит однозначно, но певцу можно продать. Хотелось бы, чтобы песня была бы полностью моя. И «Солдат» тоже. Тем более я эти песни пел в областном комсомольском лагере. Догадываюсь, что с началом учебного года песню «Я рожден…» запоет вся область. «Упоительные вечера» пусть только текст будет мой. Там потребуется сложная аранжировка.
Антоновна выдохнула и уставилась на Аркадьевича. Тот всплеснул руками и завопил:
— Это невозможно! Всех моих возможностей не хватит, чтобы зарегистрировать песни неизвестного автора. Своим авторитетом я могу продавить одну, в крайнем случае, две песни, где запишут тебя, как поэта, но ни как композитора.
Опять начался театр одного актера, одного критика и одной зрительницы. Сошлись на том, что композитором я остаюсь в песнях «Я рожден в Советском Союзе» и «Романс», а поэтом — «Солдата» и «Как упоительны в России вечера». Везде без гарантии регистрации в ВААПе. В случае чуда и песни все же согласятся регистрировать, то Аркадьич поклялся вызвать меня телеграммой.
Затем начался эпический спор за деньги. В результате я вышел от ушлого администратора морально вымотанный, но с суммой тринадцать тысяч четыреста пятьдесят рублей. «Обул» меня Аркадьич сильно, но сил торговаться у меня уже не было. Хозяин, провожая нас, наоборот выглядел бодрым и довольным. Все-таки торговля у этого племени в крови.
В машине молча отсчитал Аде Антоновне тысячу триста пятьдесят рублей.
— Зря ты настаивал на своем авторстве. Лучше бы взял деньгами. У тебя есть дар придумывать красивые песни. Все у тебя впереди. Прославишься еще, — упрекнула.
Сил спорить уже не оставалось, и я промолчал. «Неизвестно, где найдешь, а где потеряешь?» — лениво предполагаю.
В зале магазина Соломоныча здороваюсь с Максимом. От Соломоныча получаю толстый бумажный сверток с деньгами за иконы. Продавец выглядит довольным и хвалит ребят. Сочувственно интересуется причиной моего мрачного вида. Машу рукой:
— Не люблю торговаться!
Чем вызываю смех профессионального торговца. Информирует меня, где искать ребят. Записывает, где нас будет ждать машина и телефон торговцев импортом. Тепло прощаемся. Подозреваю, что мы больше не увидимся. Пусть уж иконами занимаются сами ребята. Телефоны Аркадьевича есть. Буду выходить на него напрямую. Посмотрю, как у него получится с моей регистрацией, как поэта и композитора.
Встречаюсь с ребятами и знакомлю их с Максимом. Они в недоумении, так как не знают о его роли, но молчат. Веду всех в кафе, где перекусываем и делим деньги. Серега возмущается своей ролью казначея. Не получается у него, как у Фила, держать в памяти громоздкие числовые конструкции и мгновенно высчитывать проценты. Получаю свои две тысячи сто рублей.
