Поддельный шотландец. Дилогия - [94]

   Престонгрэндж, зайдя в кабинет, зажёг свечу и сел у массивного письменного стола. Комната была большая, продолговатая, вся уставленная книгами вдоль стен. Трепещущее тёплое пламя свечи ясно обрисовало мужественное лицо прокурора с небольшой бородкой и суровыми складками между бровей. Однако лицо его также было красным, а глаза влажными и блестящими, можно было не сомневаться, что он накануне пил не только родниковую воду. Он также слегка пошатывался, прежде чем сел. Без сомнения, он недавно очень хорошо поужинал, хотя выглядел вполне владеющим своими мыслями и речью.

   --  Ну, сэр, садитесь,  -- сказал он, несколько небрежно махнув рукой в сторону стула для посетителей, -- и покажите мне письмо уважаемого лэрда Пильрига.

   Он наскоро посмотрел начало записки, поднял глаза и слегка поклонился, когда дошел до моего имени. При последних словах внимание его, однако, удвоилось, и я уверен, что он перечёл их дважды. Можете себе представить, как билось моё сердце: ведь теперь Рубикон был перейден и я находился на поле сражения.

   --  Очень рад познакомиться с вами, мистер Бэлфур, -- сказал он, окончив чтение.  -- Позвольте предложить вам стаканчик кларета.

   --  Благодарю вас, милорд, но разве что несколько позже,  -- заметил я.  -- Видите ли, я действительно пришёл по довольно важному делу, и хотел бы изложить его суть как можно скорее.

   --  Вам лучше знать, -- сказал он. -- Но если позволите, я сам не прочь выпить ещё бутылочку.

   Он позвонил, и, тут час же, как будто стоял под дверью, явился лакей с вином и стаканами.

   --  Вы решительно не хотите составить мне компанию?  -- спросил прокурор. 

   -- Разве что за наше знакомство! -- всё-таки присоединился я к хозяину. Надо было постараться расположить его к себе, а излишняя твёрдость могла помешать этому.

   -- Итак, чем могу служить вам? -- отпив действительно неплохого вина и довольно откинувшись на спинку кресла спросил прокурор.

   --  Мне, может быть, следует начать с того, милорд, что я пришел сюда по вашему собственному настоятельному приглашению,  -- отхлебнув из бокала, сказал я.

   --  В таком случае у вас есть передо мной некоторое преимущество, -- отвечал он, -- могу поклясться, что до этого вечера я ничего не слыхал о вас.

   --  Совершенно верно, милорд. моё имя вам действительно незнакомо, -- сказал я.  -- А между тем вы уже довольно давно желаете познакомиться со мной и даже объявили об этом публично.

   --  Мне бы хотелось получить от вас некоторое разъяснение по поводу ваших слов,  -- возразил он.

   --  Не послужит ли вам некоторым разъяснением, -- сказал я, -- то, что если бы я желал шутить -- а я вовсе не расположен это делать, -- я, кажется, имел бы право требовать от вас двести фунтов.

   --  В каком это смысле? -- спросил он.

   --  В смысле награды, объявленной в стране за мою поимку, -- ответил я.

   Он сразу поставил свой недопитый бокал на стол и выпрямился на стуле, на котором до этого сидел удобно развалившись.

   --  Как мне следует понимать это странное заявление? -- спросил он напряжённо.

   --  "Высокий, крепкий юноша, лет восемнадцати, -- процитировал по памяти я,  -- говорит чисто, не как горец, бороды не имеет".

   --  Я узнаю эти слова, -- сказал он. -- И если вы явились сюда с неуместным намерением позабавиться, то они могут оказаться гибельными для вас.

   --  У меня совершенно серьёзное намерение, -- отвечал я,  -- и вы отлично меня поняли, ибо речь идёт о жизни и смерти. Я -- именно тот молодой человек, который разговаривал с Гленуром перед тем, как тот был убит.

   --  Могу только предположить, видя вас здесь, что вы хотите убедить нас в своей невиновности, -- сказал он.

   --  Вы сделали совершенно правильное заключение, -- согласился я. -- Я верный подданный короля Георга и совершенно невиновен, иначе бы не стал сам приходить сюда.

   --  Очень этому рад, -- заметил он взволнованно. -- Это такое ужасное преступление, мистер Бэлфур, что нельзя допустить и мысли о возможности снисхождения. Кровь была пролита варварским образом и людьми, о которых всем известно, что они враждебно настроены против его величества и наших законов. Я придаю этому очень большое значение и настаиваю на том, что преступление направлено лично против его величества.

   --  К сожалению, милорд, -- несколько сухо прибавил я, -- общеизвестно, что оно направлено лично против ещё одного очень важного лица, которое я не хочу называть.

   --  Если вы этими словами желаете на что-нибудь намекнуть, то должен заметить, что считаю их неуместными в устах верного подданного, каким вы себя объявили. И если бы они были произнесены публично, я счёл бы своим непременным долгом обратить на них своё внимание, -- сказал он поучающе. -- Мне кажется, что вы не сознаете всей опасности своего положения, иначе были бы осторожнее и не усугубляли бы её, бросая тень на правосудие. В нашей стране и в моих скромных возможностях Генерального прокурора правосудие нелицеприятно.

   --  Вы слишком многое приписываете лично мне, милорд, -- сказал я.  -- Я только повторяю общепринятую молву, которую слышал везде по пути от людей самых различных убеждений.