Поддельный шотландец. Дилогия - [141]

   Вот же... Освобождение этого скользкого типа было назначено мной не утро завтрашнего дня. Катриона немного поторопилась, напрасно подставив себя под удар. Надо узнать, будут ли её водить на допросы к Престонгрэнджу. В противном случае мне придётся брать штурмом эдинбургский замок, а это вам не тюрьма в Глазго. Впрочем, если войско не поможет, я ведь всегда смогу снарядить пару ослов с мешками золота. Между тем прокурор продолжал свою речь.

   --  Вам, я думаю, хотелось бы узнать подробности дела. Я получил два извещения: то, что менее официально, гораздо более полное и интересное, так как написано живым слогом моей старшей дочери. "Весь город говорит об одном интересном деле, -- пишет она, -- которое обратило бы на себя ещё больше внимания, если бы все узнали, что преступница -- protegee* милорда моего папаши. Я уверена, что вы настолько близко принимаете к сердцу свои обязанности, что не забыли Сероглазку. Что же она сделала? Она достала широкополую шляпу с опущенными полями, длинный мохнатый мужской плащ и большой шейный платок; подобрала юбки как можно выше, надела две пары гамаш на ноги, в руки взяла заплатанные башмаки и отправилась в замок. Там она выдала себя за сапожника, работающего на Джеймса Мора. её впустили в камеру, причем лейтенант, очевидно очень весёлый малый, вместе с солдатами громко потешался над нелепым плащом сапожника. Затем они услышали спор и звуки ударов внутри камеры. Оттуда стремглав вылетел сапожник в развевающемся плаще, с опущенными на лицо полями шляпы. Лейтенант и солдаты смеялись над ним, пока он бежал. Они уже не смеялись так весело, когда, войдя в камеру, не нашли там никого, кроме высокой, красивой девушки с серыми глазами и в женской одежде! Что же касается сапожника, то он был уже "за горами, за долами", и бедной Шотландии придется, вероятно, обойтись как-нибудь без него. В тот вечер я пила в одном обществе за здоровье Катрионы. Весь город восхищался ею. Я думаю, что все наши щёголи стали бы носить в петлице кусочки её подвязок, если бы смогли достать их. Я было пошла навестить её в тюрьме, но вовремя вспомнила, что я дочь моего отца. Тогда я написала ей записку и поручила передать её верному Дойгу. Надеюсь, вы согласитесь, что и я умею быть дипломатичной, когда хочу. Тот же самый верный дурак отправит это письмо с курьером вместе с письмами ученых людей, так что вы одновременно с Соломоном Премудрым услышите и Иванушку-дурачка. Вспомнив о дураках, прошу вас заодно сообщить эту новость Дэвиду Бэлфуру. Мне бы хотелось видеть его лицо при мысли о длинноногой красотке в подобном положении! Не говорю уже о легкомыслии вашей любящей дочери и его почтительного друга". Так подписывается моя плутовка, -- продолжал Престонгрэндж. -- Вы видите, мистер Дэвид, я говорю вам совершенную правду, когда уверяю, что дочери мои относятся к вам с самой дружеской шутливостью.

   --  Ещё один дурак им чрезвычайно благодарен, -- сказал я как мог шутливо.

   --  Разве это не ловко было проделано? -- продолжал он. -- Ведь эта хайлэндская девушка стала в Эдинбурге чем-то вроде героини.

   --  Я всегда был уверен, что она очень смелая. Я могу биться об заклад, что она ничего не подозревала... Впрочем ничего, это просто мысли вслух.

   --  Да она просто отчаянно смелая, -- возразил он откровенно. -- Я готов поручиться: ради своего отца она бы пошла даже против самого короля Георга.

   Мысль о том, что Катриона находится в заключении, не на шутку взволновала меня. Я видел, что даже Престонгрэндж удивлялся её поведению и не мог удержать улыбки при воспоминании о ней. Что же касается мисс Грант, то, несмотря на её плохую привычку насмехаться над окружающими, восхищение её было очевидным. Меня вдруг бросило в жар.

   --  Я конечно не ваша дочь, милорд...  -- начал я.

   --  И слава богу! -- перебил он, улыбаясь.

   --  Я сказал глупость, -- поправился я, -- или, вернее, я не так начал. Без сомнения, мисс Грант поступила бы неблагоразумно, пойдя в тюрьму. Но я показался бы бессердечным, если бы не полетел туда же немедленно.

   --  Так, так, мистер Дэвид, -- заметил он, -- я думал, что у нас с вами был уговор. Вы ведь собирались сегодня вечером быть представленным здешнему обществу, а завтра утром выехать с нами в Инверари.

   --  Когда я заключал этот уговор, милорд, -- сказал я, -- я, конечно, был очень тронут вашей добротой, но не могу отрицать, что заботился, кроме того, и о собственных интересах... И я стыжусь сейчас своего эгоизма. Для вашей безопасности, милорд, вам, может быть, нужно везде рассказывать, что беспокойный Дэви Бэлфур -- ваш друг и гость. Рассказывайте это, я не стану противоречить. Что же касается вашего покровительства, я отказываюсь от него. Я прошу лишь об одном: отпустите меня и дайте мне пропуск, чтобы я мог повидаться с ней в тюрьме.

   Он строго посмотрел на меня.

   --  Мне думается, что вы ставите телегу перед лошадью, -- сказал он. -- Я чувствую к вам расположение, чего при вашей неблагодарной натуре вы, кажется, даже не замечаете. -- Он помолчал немного. -- Предостерегаю вас: вы сами себя не знаете, -- прибавил он. -- Молодость -- горячая пора. Через год вы уже будете думать иначе.