Подчини волну! - [7]

— Подождите, профессор, — в третьем ряду поднялся студент, явно принадлежащий к категории, изменяющей со временем свое название, но не меняющей сути — «ботан». — Вы говорите о временах, когда отдельная боевая единица, а тем более человек, солдат, утеряла свое значение. Упор делался на развитие техники и дистанционное поражение.

— Безусловно, мальчик мой, безусловно! — пребывая почти в экстазе, всплеснул руками профессор. — Конечно, мы говорим сейчас не об армии супер-солдат — она и вправду никому не была нужна. Речь идет, скорее, о спецподразделениях. Разведчики, диверсанты, снайпера, прочие узкоспециализированные профессии. Где-то больше силы, где-то больше ловкости. И везде, заметьте, везде нужны именно человеческие мозги. С ними ни один компьютер сравниться не может. Так что, можно сказать, что человечество было обречено на появление акшара.

Преподаватель откашлялся и залпом выпил стакан воды. Аудитория молчала, терпеливо дожидаясь продолжения сказки.

— Геном акшара шлифовался почти двести лет. На это потребовались колоссальные усилия и средства. И результат — очень хороший и показательный результат — был достигнут. Более того, начались проводиться эксперименты по наследованию данного генома. То есть, мужчина и женщина акшара должны были автоматически, без вмешательства генетиков, родить ребенка, подобного себе. Но…

Профессор взял паузу, хитровато прищурившись, обводя студентов взглядом.

— Но акшара все еще оставались людьми. И у них стали возникать вполне закономерные вопросы. Главными из которых стали два. Первый: почему мы обязаны служить? Почему мы не можем выбирать свою судьбу? И второй: если я лучше человека, то почему он мной правит, а не я им? Я уже упоминал, что идея создать универсального солдата стара, как мир. И в эту мечту закладывается еще один принцип — безусловное подчинение. Но его, увы, генетически вывести невозможно.

— Но возможно воспитать! — выкрикнул кто-то с места.

— Конечно, возможно, — кивнул седой головой профессор. — И, поверьте, акшаров так и воспитывали. Более того, рискну предположить, что в данном вопросе можно говорить не только о воспитании, но и психокодировке. Но любые блоки можно обойти — дело в мотивации. И, надо думать, желание иметь право на самоопределение плюс, вполне обоснованные, амбиции и не совсем обоснованное чувство превосходства может послужить великолепной мотивацией. К счастью, до открытой войны дело не дошло. Бунт подавили в зародыше.

— Профессор, — поднял руку все тот же дотошный пацан. — Я понимаю, эксперименты запретили. Но что сделали с уже живущими акшара?

— А вот тут мы подходим к той самой морально-этической проблеме, о которой я говорил. До того, как гнойник недовольства генномодифицированных людей созрел, они считались такими же гражданами, как и все. Заговорщиков и зачинщиков, естественно, покарали по закону. Но где гарантии, что поймали всех? Где гарантии, что те акшара, которые не участвовали в бунте, никогда не устроят новый заговор? Куда девать оставшихся? Понятно, что к силовым структурам их допускать нельзя даже близко! А для иной деятельности они, в полном смысле этого слова, не созданы. И что делать? Всех убить? Изолировать? Но ведь это самый натуральный геноцид!

— И что же предприняли власти? — не отставал «ботан».

— Кто знает, что было сделано на самом деле, — развел руками профессор. — Считается, что каждый акшара в течение всей своей жизни находился под наблюдением. Их более или менее успешно социализировали. А потомства они иметь не могли — эксперименты-то, посвященные наследственности, были в зачаточном состоянии. Но, так или иначе, а акшара служат нам постоянным напоминанием о том, насколько опасны и неоправданы попытки взять на себя роль Бога!

* * *

Вейр, открыв дверь смотровой, обернулась к Каркуну.

— Я ничего не знаю о физиологии акшара. Я понятия не имею, чем и как вы отличаетесь от людей…

— Зашибись! — отзывался «темный», стоящий с боку от нее. — Сколько времени прошло, а мы все «нелюди».

— Простите, — вполне искренне извинилась доктор, действительно не собирающаяся никого унижать, — я имела в виду, генномодифицированные люди…

Один из мужчин, занесший раненного внутрь, заглянул ей через плечо, нависнув сверху, как скальный выступ. И медленно, как показалось доктору, нарочито медленно, отправил в пасть пару подушечек жвачки. Говорил он также медленно:

— Детка, иногда лучше жевать, чем говорить…

— Оставьте ее в покое, — прокаркал хриплый, — дамочка, сделайте все, что можете. И — Дева Непорочная! — хватит тянуть время. Мое терпение не резинка… — он кашлянул, будто смутившись, — не резиновое оно.

И вот только тут Вейр стало страшно. Не до потери сознания и дрожащих рук. Но под ложечкой противно и тоненько засосало. Она осознала, что сам процесс перехода от жизни к смерти ее не пугает. Против него доктор ничего не имела. А вот ждать, когда это дело будет запущено — страшно. И еще до нее дошло, что ожидание может стать и болезненным. Вот этот самый громила, старательно пытающийся быть вежливым, может сделать его очень болезненным.

Доктор вытерла о юбку взмокшие ладони и шагнула в смотровую, старательно глядя перед собой. Как и всякий нормальный человек, ожидание она приятным не считала. Как и боль.