Под знаком Рыб - [80]

Шрифт
Интервал

Он подошел к своим книжным полкам и извлек с одной из них одну книгу, с другой другую, пока не собралась изрядная кипа. Он разделил ее на несколько стопок, потом стал доставать с полок новые книги, приговаривая при этом: «Читайте, добрые люди, читайте и получайте удовольствие, читайте на здоровье». И так он повторял свои поиски, изучая взглядом все новые корешки и перелистывая страницы в поисках, что бы еще отдать и что бы еще к этому добавить. Если бы не старая Ада, которая остановила его, он, наверно, отдал бы все свои полки вместе с книгами. Наконец он сказал:

— Вы берите вот эти пачки, а я возьму вот эти, и понесем их вашим подопечным. А что касается этого господина — как его там? — ах да, господина Гебхарда Гольденталера… нет, извините — Гольденталя, который якобы меня ждет и которого вы в связи с этим пожалели, то я полагаю, что он уже нашел чем ему заняться. Мы же с вами сейчас, милая сестра Ада, поспешим в дорогу, пока не зашло солнце, и вы откроете мне ворота, введете меня в ваш дом и покажете мне ту книгу, о которой рассказывали. Но откуда это недоверие на вашем лице? Вы боитесь, что меня не впустят? Клянусь могилой матери, что, если мне не дадут войти, я распластаюсь на пороге вашего убежища и не сдвинусь с места, пока мне не откроют двери. Вы опечалены? Вам грустно? Вам тяжело? Если из-за меня, то не стоит. Этот день для меня прекрасней всех дней, поистине всех дней, которые я прожил на свете, и то, что я услышал от вас сегодня, прекрасней всего, что я слышал со дня… со дня… Извините, я так растерян, что даже не знаю, с какого дня. О, поглядите, поглядите, оно уже заходит, заходит! Это я о солнце говорю, о солнце! Насколько солнце на закате красивее, чем на восходе! И подумать только — неужели нужно двадцать лет сидеть в тени мудрости, чтобы под конец изречь такую премудрость?

4

Они оставили за спиной город и пошли рядом, он — широкими шагами, она — семеня мелкими шажочками. Он — не переставая возбужденно говорить, она — изредка вставляя отдельное слово, больше похожее на вздох. Обычно те, кто знал, откуда она, старались держаться от нее подальше, и она сама тоже сторонилась людей, чтобы не наводить на них страх. Страшатся люди всего чуждого и незнакомого и бегут от его тени. Но Адиэль Амзе был сильно возбужден и поэтому не замечал и не чувствовал, что прохожие отшатываются от них и избегают встречи. Однако, пройдя немного, он вдруг остановился и повернулся к своей спутнице:

— Не помните ли вы, сестра Ада, закрыл ли я за собой? — Он положил на землю книги, которые нес, и обнаружил, что ключ у него в руке. Он засмеялся: — Оказывается, я все время несу ключ вместе с книгами и даже не чувствую его. Эта забывчивость — она, наверно, из-за тяжести книг. Ах да, помолчи же наконец! — вдруг одернул он себя. Все это время он точно бредил наяву: ему чудилось, будто он читает эту таинственную Книгу Хроник, а собственная болтовня мешает ему понимать прочитанное. Из-за этой книги он забыл все остальное: и свою собственную книгу, над которой трудился двадцать лет подряд, и того господина, который собирался ее опубликовать.

Час спустя они подошли к дому прокаженных.

Не знаю, через какие ворота он вошел туда и сколько времени ему понадобилось, чтобы получить разрешение войти. Куда тяжелей обстояло дело с самой Книгой. Она была настолько покрыта засохшим гноем, что даже прокаженные гнушались брать ее в руки. Впрочем, поскольку я не знаю всех деталей, а домысливать не люблю, то оставлю все сомнительное и вернусь к тому, что безусловно. А безусловным было то, что он пришел вместе с сестрой Адой в дом прокаженных, приложил все необходимые усилия и в конце концов получил разрешение туда войти. На входе на него навесили фартук, закрывавший все тело от подбородка до ног, а потом извлекли из хранилища скрытую там Книгу Хроник и положили перед ними со словами: «Будьте осторожны, к ней нельзя прикасаться».

Он смотрел на это сокровище так жадно, что глаза его распахнулись чуть не на половину лица, смотрел долго, пока, не выдержав, не бросился ее открывать, но его тотчас остановили, сказав: «Нет-нет, подождите!» — и натянули ему на руки специальные перчатки, туго завязав их, чтобы они не сползли, и строго-настрого запретили прикасаться к книге без перчаток, а потом перечислили все наказания, которые предусмотрены для тех, кто пренебрегает этими предостережениями, и вдобавок поведали разные были и небылицы, чтобы вконец напугать его и предостеречь от легкомысленного отношения к здешней болезни. Не знаю, услышал он все это или нет, но зато твердо знаю, что его глаза, прикованные к Книге, раскрывались все шире и шире, так что заняли теперь уже все лицо, а может, даже и немного больше. Стало ясно, что он нескоро уйдет отсюда, и потому ему отвели особое место в саду среди деревьев, поставили там стол и стул для работы, и прикрепили к нему одного из служителей.

С того дня Адиэль Амзе ежедневно сидел там и корпел над каждой буквой, над каждым словом, над каждой строкой и над каждой страницей, а служитель все это время стоял рядом и переворачивал страницы, потому что сам Адиэль, одержимый своей страстью, мог забыть об осторожности. А ведь книга наверняка была заражена от прикосновений множества листавших ее зараженных рук, и похоже было, что и написана она была не на пергаменте, а на коже какого-то умершего прокаженного, и не чернилами написана, а гноем.


Еще от автора Шмуэль-Йосеф Агнон
Вчера-позавчера

Роман «Вчера-позавчера» (1945) стал последним большим произведением, опубликованным при жизни его автора — крупнейшего представителя новейшей еврейской литературы на иврите, лауреата Нобелевской премии Шмуэля-Йосефа Агнона (1888-1970). Действие романа происходит в Палестине в дни второй алии. В центре повествования один из первопоселенцев на земле Израиля, который решает возвратиться в среду религиозных евреев, знакомую ему с детства. Сложные ситуации и переплетающиеся мотивы романа, затронутые в нем моральные проблемы, цельность и внутренний ритм повествования делают «Вчера-позавчера» вершиной еврейской литературы.


Израильская литература в калейдоскопе. Книга 1

Сборник переводов «Израильская литература в калейдоскопе» составлен Раей Черной в ее собственном переводе. Сборник дает возможность русскоязычному любителю чтения познакомиться, одним глазком заглянуть в сокровищницу израильской художественной литературы. В предлагаемом сборнике современная израильская литература представлена рассказами самых разных писателей, как широко известных, например, таких, как Шмуэль Йосеф (Шай) Агнон, лауреат Нобелевской премии в области литературы, так и начинающих, как например, Михаэль Марьяновский; мастера произведений малой формы, представляющего абсурдное направление в литературе, Этгара Керэта, и удивительно тонкого и пронзительного художника психологического и лирического письма, Савьон Либрехт.


Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся. Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю.


Этрог

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


До сих пор

«До сих пор» (1952) – последний роман самого крупного еврейского прозаика XX века, писавшего на иврите, нобелевского лауреата Шмуэля-Йосефа Агнона (1888 – 1970). Буря Первой мировой войны застигла героя романа, в котором угадываются черты автора, в дешевом берлинском пансионе. Стремление помочь вдове старого друга заставляет его пуститься в путь. Он едет в Лейпциг, потом в маленький город Гримму, возвращается в Берлин, где мыкается в поисках пристанища, размышляя о встреченных людях, ужасах войны, переплетении человеческих судеб и собственном загадочном предназначении в этом мире.


Женщина и нечистая сила

Израильский писатель Шмуэл-Йосеф Агнон (1888–1970), уроженец Бучача, происходил из семьи галицийских евреев, которую можно было назвать необычной: отец его, рабби Шолом-Мордехай Чачкес, был хасидом и регулярно ездил к цадику, а дед по матери, рабби Иеуда а-коэн Фарб, был записным миснагедом. Тем не менее в доме царили мир и согласие, гармония религиозной традиции была слегка приправлена маскилской культурой на иврите. В отличие от большинства еврейских писателей первой половины ХХ века, Агнон на всю жизнь сохранил любовную благодарность родительскому дому, где царили набожность, Б-гобоязненность и приверженность учению.


Рекомендуем почитать
Тень. Парабола

Семеро друзей веселились, безумствовали и пили вино, рядом лежал восьмой. Он не пил и не веселился, его — одного из многих, одного из многих их друзей — забрала чума.А потом пришла Тень...


Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда

В романе «Тайна корабля» описывается полная приключений жизнь Додда Лоудона, которого судьба привела на борт потерпевшего крушение брига «Летучее облако», якобы нагруженного контрабандным опиумом. Лоудон не находит на судне ни опиума, ни сокровищ, но зато раскрывает жуткую тайну гибели корабля и его экипажа.В повести «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда» рассказывается об удивительном открытии доктора Джекиля, которое позволяет герою вести двойную жизнь: преступника и негодяя в обличье Эдуарда Хайда и высоконравственного ученого-в собственном обличье.


Дядя Шахне и тетя Яхне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лунные тени

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 14. М-р Моллой и другие

В этой книге — три новые идиллии П.Г. Вудхауза, а следовательно — новые персонажи, которые не оставят вас равнодушными.


Том 13. Салли и другие

В этой книге мы вновь встречаемся с героями П.Г. Вудхауза в романах, ранее не публиковавшихся, и с уже известными по прежним публикациям персонажами.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Эсав

Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.