Под землей с фотоаппаратом. Рассказы спелеолога - [15]

Но до поселка было еще несколько километров; как прошел их, не знаю. Только перед рассветом вышел к домам. Журчала вода в арыках. По звуку отыскал дюймовую трубу, взял ее в рот — вода лилась в меня, лилась, лилась; потом залез под струю головой, плечами, всем телом. Отяжелевший и все еще жаждущий, отошел в сторону, лег, и уснул прямо у дороги, на окраине поселка.

Через день я пошел собирать насекомых в пещерах.

Справа желтые, выпревшие холмы и овраги; где-то за ними — речка Кугитангдарья. Судя по схеме, присланной московскими спелеологами, поблизости не меньше десяти пещер. Но прошло часа полтора, прежде чем в сухом овраге я увидел невысокий — щелью — вход в первую из них. Оставляю около него рюкзак, сую в карман свечи и спички, включаю фонарик. Влажный бугристый потолок, серые и гладкие, как будто обмытые водой стены. Внимательно приглядываюсь к ним: не попадется ли какой-нибудь паучок или многоножка? Но ничего не видно, нет даже мух. Жаль, в пещерах бывают очень интересные мухи, сродни арктическим. Пискнула где-то впереди летучая мышь. Направляю свет на пол — он гладкий, глинистый и весь в следах, даже в тропках. Небольшие когтистые лапки, кое-где масса параллельных царапин, как будто мели веником.

Вдруг в углу нервное бормотание и сухой треск, луч выхватывает копну игол и пару злых, красным светом горящих глаз. Зверь то оглядывается, то задом пятится на меня и стучит всем своим вооружением. Надо удирать, хозяин здесь не я, а дикобраз, и мне может быть совсем нехорошо: я много слышал историй о сварливом его характере и пробитых иглами голенищах сапог. По дороге поднимаю с пола несколько иголок — их тут валяется масса.

Следующую пещеру нахожу довольно быстро — в борту небольшого хребтика зияет округлое отверстие. Широкий коридор усеян костями скота, больше всего лошадиными. Черепа, ребра, лопатки… а вот и полный скелет. Тяжело пахнет мокрой землей. В сторону отходят новые ходы, в них тоже кости. В небольшом зале несколько конских скелетов, они лежат кружком — головой к центру, будто совещаются друг с другом. И тишина. Оглядываюсь, запоминая приметные места — для возвращения. Время от времени черчу костью на полу стрелу — острием к выходу. Пол становится суше, под ногами серая сыпкая пыль.

И тогда начинает казаться, что забыл, где выход. Сразу становится жутко. Пещерный страх — неприятное чувство. Знаешь, что бояться нечего, что света хватит по крайней мере часов на восемь, а этого достаточно, чтобы облазить десяток подобных дыр, но разум не помогает. И вит уже потолок спускается все ниже, темнота смыкается вокруг, еще шаг — и я заблужусь совсем. Ни огонька, ни шороха…

В этом состоянии можно натворить немало глупостей; с трудом удерживаюсь от желания куда-то бежать. Внимательно осматриваю зал, из него уходят в стороны несколько галерей. Втыкаю посредине торчком кость и осторожно, отыскивая свои стрелы и прочие ориентиры, шагаю к выходу. Вот, наконец, вдали виднеется свет. Согнувшись, пролезаю в невысокую "дверь". Меня ослепляет солнце и охватывает густая, душная жара.

Еще одну пещеру я нахожу за хребтиком, в следующем ущелье. По ней двигаюсь осторожнее, отмечая ориентиры через каждые десять метров. И тут, наконец, нахожу на стене рыжих и длинноногих мух — хеломизид. Ловить их несложно, нужно просто накрыть муху пробиркой, а потом вытряхнуть в баночку с ядом — морилку. Рядом с мухами, сложив домиком светло-коричневые крылышки, сидят ручейники, они тоже любят прохладу и сумрак.

Я прошел от входа уже метров полтораста, а очертания сводов почему-то кажутся знакомыми… Странно! Луч шарит по стенам, падает вниз. В нем белеет стоящая торчком кость. Рядом следы чешских ботинок с рубчатыми подошвами — мои следы! Это же та пещера, в которой я был, и если бы не перетрусил час назад, то прошел бы насквозь через хребет.

Позднее, в поселке, я узнал от стариков, что в этих пещерах прятались мирные жители, спасавшиеся от басмачей, а иногда и сами басмачи.

Продолжаю путь, то опускаясь в душные ущелья, то выходя на гребень, где воздух горяч и сух. И наконец передо мной главная цель моей сегодняшней вылазки — огромный красный бугор, будто стесанный сбоку. У подножия — широкий, метров на десять, провал, из него с шумом вылетают десятки потревоженных голубей.

Всю ширину пещеры занимает большое подземное озеро; оно уходит вглубь, в темноту. Ближняя часть его освещена мягким рассеянным светом. В зелено-голубой прозрачной воде ходят стайки мелких рыб. Так вот оно какое, озеро пещеры Каптар-Хана — "Голубиный дом"! Я уже не раз слышал это название от гидробиологов. В солоноватой воде этого озера московский биоспелеолог Станислав Левушкин нашел одноклеточных животных — фораминифер, родственных современным морским. Фораминиферы смогли приспособиться к жизни в карстовых водах; они изменились, но не погибли и добрались до нашего времени, как живое напоминание о древних морях, некогда плескавшихся здесь. Какие еще загадки скрыты в этом озере?

Осматриваюсь. К берегу подходят плоские плиты; около них глубоко — метра четыре. Брошенный в воду камешек долго опускается, покачиваясь из стороны в сторону. С другой стороны озера — гряда камней, почти доходящих до поверхности; по ним, наверно, можно пройти вглубь на небольшой скалистый мыс, смутно угадывающийся в глубине.