Под южными небесами - [12]

Дѣвушка принесла въ номеръ чай, сервированный на мельхіорѣ, двѣ булочки, два листочка масла, но яицъ не было.

-- Пуркуа безъ ефъ? Яйца нужно! Ефъ!-- воскликнулъ Николай Ивановичъ.

Но горничная заговорила что-то на непонятномъ для супруговъ языкѣ.

-- Испанка, должно быть,-- сказала Глафира Семеновна.-- Эспаньоль?-- спросила она дѣвушку.

-- Non, madame... Basque...-- дала отвѣтъ горничная.

-- Баска она.

-- Что-же она про яйца говоритъ?

-- Ничего понять не могла я. Да брось. У меня въ корзинкѣ два хлѣбца съ ветчиной есть, которые ты купилъ въ Бордо -- вотъ и съѣшь ихъ.

-- Ахъ, Бордо, Бордо! Вотъ видишь, какъ Бордо намъ помогъ, а ты не хотѣла въ этотъ городъ заѣхать!-- проговорилъ Николай Ивановичъ.-- Ну, баска, уходи, проваливай,-- махнулъ онъ рукой остановившейся горничной и смотрѣвшей на него недоумѣвающими глазами.-- Да никакъ она и кипятку къ чаю не подала?-- взглянулъ онъ на подносъ съ чаемъ.

-- Подать-то подала, но меньше чайной ложки, въ маленькомъ молочничкѣ,-- отвѣчала жена и покачала головой:-- Не могутъ они научиться, какъ русскіе чай пить любятъ, а еще имѣютъ здѣсь въ Біаррицѣ такъ называемый русскій сезонъ.

-- Да, да,-- подхватилъ Николай Ивановичъ.-- Къ англичанамъ приноравливаются, англичанамъ и чай приготовляютъ по-англійски, и англійскіе сандвичи дѣлаютъ, пуддинги англійскіе въ табльдотахъ подаютъ, хотя эти пуддинги никто не ѣстъ за столомъ, кромѣ англичанъ, а для русскихъ -- ничего. А русскихъ теперь за-границей не меньше, чѣмъ англичанъ, да и денегъ они тратятъ больше. Черти! закоснѣлые черти!-- выбранился онъ и принялся ѣсть хлѣбцы съ ветчиной, купленные въ Бордо, запивая ихъ англійскимъ скипяченнымъ и доведеннымъ до цвѣта ваксы чаемъ.

Хлѣбцы съ ветчиной опять навѣяли ему воспоминаніе о Бордо и о другихъ винныхъ городахъ, мимо которыхъ онъ проѣхалъ, и онъ снова принялся вздыхать, что не побывали въ нихъ.

-- Ахъ, Бордо, Бордо! Но о Бордѣ я не жалѣю. Но вотъ за городъ Коньякъ -- никогда я себѣ не прощу...

-- Да ужъ слышали, слышали. Я думаю, что пора и бросить. Надоѣлъ,-- оборвала его супруга.

-- Эдакій знаменитый винный городъ...

-- Брось, тебѣ говорятъ, иначе я погашу свѣчи и лягу спать.

-- Хорошо, я замолчу. Но я удивляюсь твоей нелюбознательности. Женщина ты просвѣщенная объѣздила всю Европу, а тутъ въ Коньякѣ, который лежалъ намъ по пути, имѣли мы возможность испробовать у самаго источника...

Глафира Семеновна задула одну изъ свѣчей.

-- Не замолчишь, такъ я и вторую загашу,-- сказала она.

-- Какая настойчивость! Какая нетерпѣливость!-- пожалъ плечами мужъ и зажегъ погашенную свѣчку.

-- Надоѣлъ... Понимаешь ты, надоѣлъ! Все одно и то-же, все одно и то-же... Коньякъ, Коньякъ...

-- А ты хочешь, чтобы я говорили только объ однѣхъ твоихъ шляпкахъ, купленныхъ тобой въ Парижѣ?...

-- Какъ это глупо!

Глафира Семеновна, кушавшая въ это время грушу, разсердилась, оставила грушу недоѣденною и начала ложиться спать.

Николай Ивановичъ умолкъ. Онъ поѣлъ, зѣвалъ и сталъ тоже приготовляться ко сну, снимая съ себя пиджакъ и жилетъ.

На дворѣ по прежнему ревѣла буря, вѣтеръ завывалъ въ каменной трубѣ, а дождь такъ и хлесталъ въ окна, заставляя вздрагивать деревянныя ставни, которыми они были прикрыты.

-- Погода-то петербургская, нужды нѣтъ, что мы въ Біаррицѣ, на югѣ Франціи,-- сказалъ онъ.

-- Не забудь запереть дверь на ключъ, да убери свой бумажникъ и паспортъ подъ подушку,-- командовала ему супруга.

-- Ну, вотъ... Вѣдь мы въ гостинницѣ. Неужели ужъ въ гостинницѣ-то?..-- проговорилъ супругъ.

-- А кто ее знаетъ, какая это гостинница! Пріѣхали ночью, не видали ни людей, ни обстановки. Да наконецъ, давеча самъ-же ты говорилъ, что, можетъ быть, эта гостинница находится гдѣ-нибудь на окраинѣ города, въ захолустьѣ. Сундукъ давеча внесъ къ намъ въ комнату совсѣмъ подозрительный человѣкъ, черный какъ жукъ, и смотритъ изподлобья.

-- Хорошо. Вотъ этого совѣта послушаюсь.

Николай Ивановичъ положилъ подъ подушку часы, бумажникъ и сталъ влѣзать на французскую высокую кровать, поставивъ около себя, на ночномъ столикѣ, зажженную свѣчку.

Въ трубѣ опять завыло отъ новаго порыва вѣтра.

-- Холодновато, холодновато здѣсь на югѣ,-- пробормоталъ онъ, укрываясь по французскому обычаю периной.-- Какъ мы завтра въ море-то купаться полѣземъ? Поди, и вода-то теперь отъ такого вѣтра холодная, такая-же какъ у насъ въ Петербургѣ.

-- Ну, вотъ... Вѣдь здѣсь купаются въ костюмахъ, а костюмы эти шерстяные. Въ костюмахъ не будетъ такъ ужъ очень холодно. Все-таки въ одеждѣ,-- отвѣчала Глафира Семеновна.

Черезъ пять минутъ супруги спали.

IX.

Ночью утихла буря, пересталъ дождь и на утро, когда Николай Ивановичъ проснулся, онъ увидѣлъ, что въ окна ихъ комнаты свѣтитъ яркое южное солнце. Онъ проснулся первый и принялся будить жену. Глафира Семеновна проснулась, потянулась на постели и сказалъ:

-- Всю ночь снились испанскіе разбойники. Въ чулкахъ, въ башмакахъ, въ курткахъ, расшитыхъ золотомъ и съ ножами въ рукахъ. Все будто-бы нападали на насъ. А мы въ лѣсу и ѣдемъ въ каретѣ. Но я почему-то не пугалась. Да и не страшные они были, а даже очень красивые. Нападаютъ будто на насъ и трубятъ въ рога.