Под вопросом - [26]

– Мне нравится, – говорю я.

Нэйт бросает взгляд на свои часы и поднимается:

– Напиши нам, как все проходит. Нам нужно идти.

– Кайфолом. – Марсела убирает очередную прядь мне за ухо и удовлетворенно кивает. – Сделай все, что сделала бы я, – командует она.

Я улыбаюсь:

– Обещаю.

– Никаких трусиков, – беззвучно произносит она, когда Нэйт тащит ее из комнаты.

– О, боже, – стонет Нэйт. – Надень трусики, Нора.

Я смеюсь и машу им, а затем изучаю свое отражение в зеркале. У Келлана занятия до семи, что означает, мне нужно убить еще несколько часов до нашего свидания в восемь. У платья нет молнии, его нужно снимать через голову, и так как я не хочу портить прическу, решаю остаться в платье, пока жду. Скидываю каблуки и хватаю учебник по антропологии, чтобы немного почитать.

Вырубаюсь, когда антропология оказывается не такой волнующей, как я думала, и просыпаюсь, скукожившись на диване. Смотрю на время – десять минут восьмого. После окончания занятий, Келлан пойдет домой, что займет у него около двадцати минут. Спешу в ванную, чтобы стереть размазавшуюся тушь и нанести еще один слой. Провожу по губам красной помадой, изо всех сил стараясь преподнести себя непринужденно и эффектно.

Подумываю налить себе бокал вина, пока жду, полагая, что если буду сидеть за стойкой в платье и туфлях, то это будет выглядеть сексуально и утонченно, но у нас нет вина и в этом платье сложно взгромоздиться на стул.

От моей вчерашней нерешительности не осталось и следа. Все что мне было нужно, так это чтобы вся текущая ситуация «Келлан МакВи позвал меня на свидание» улеглась в голове, и как только это произошло, я ощутила радостное волнение. Крошечные бабочки порхают в моем животе, и я меряю шагами гостиную, стараясь успокоиться.

Я не так уж часто ходила на свидания в прошлом году. Много выбиралась поразвлечься, но всегда с Марселой. Вечеринки, бары, тусовки – никогда от них не отказывалась. В попытке скрасить годы одиночества в старшей школе я соглашалась на многое, на что не должна была. Может, поэтому сегодняшний вечер кажется таким особенным – как я сказала недавно, сказать «да» и в самом деле что-то значит.

Мое «да» Келлану МакВи – технически не первое, но первое, о котором он вспомнит – что-то значит.

Смотрю на часы. Без десяти восемь. Он будет здесь с минуты на минуту. Опускаюсь обратно на диван, включаю телевизор и смотрю новости. Мы нечасто видимся дома, так что я не вполне уверена, о чем нам говорить. Может, будет уместно знать о текущих событиях.

Когда ровно в восемь новости закачиваются – Келлана все еще нет дома.

Ничего страшного. У него есть машина, а до ресторана ехать десять минут – кому какое дело, если мы опоздаем на несколько минут?

Пятнадцать минут спустя я определенно начинаю волноваться. И я по-настоящему голодна. Мой желудок урчит – это досаждает, и наконец я сдаюсь и съедаю крекер. Не хочу перебить аппетит.

Без двадцати девять мой желудок скручивает уже от отчаяния и разочарования, а не от голода. Он не пропустит свидание, ведь так? В смысле, я могла бы написать ему, но зачем? Если бы он задержался – или вообще помнил об этом, – он бы прислал сообщение. Или позвонил. Или хоть как-то попытался бы сообщить, что он не забыл обо мне. Снова.

Без десяти девять телефон пиликает, и я хватаюсь за него словно за спасательный круг, но это всего лишь Нэйт спрашивает о последних новостях. Тяжко вздыхаю и не отвечаю. Я не в настроении, чтобы отчитываться о втором романтическом разочаровании за неделю.

В пять минут десятого роюсь в холодильнике в поисках еды, но к выходным я всегда остаюсь без продуктов. Все, что у нас есть – шкаф, забитый дурацкими макаронами с сыром Келлана, несколько контейнеров с протеиновым порошком и полкоробки хлопьев, но нет молока.

Съедаю пригоршню сухих хлопьев и стараюсь не разреветься, отчего могла бы почувствовать себя лишь еще более жалкой. Представляю, как Келлан заходит, а я стою с потеками туши на щеках, с пригоршней хлопьев, с прической, в одолженном платье и в красивых красных туфлях, сдавливающих пальцы ног.

Этот образ сподвигает меня бросить оставшиеся хлопья в раковину и скинуть туфли. Топаю в комнату и стягиваю платье через голову, словно каким-то образом оно принимало участие в этом разочаровании. Волосы взъерошиваются, но я оставляю их как есть, однако хватаю салфетку, стираю помаду и яростно швыряю в мусорку. Настолько резко, насколько ее вообще можно швырнуть.

Моя нижняя губа дрожит, когда я натягиваю спортивные штаны и топ. Все мое тело горит, с головы до кончиков пальцев, от огорчения и унижения. Возвращаюсь на кухню и наливаю стакан воды, стараясь успокоиться и рассуждать логически. Что я должна сказать Келлану, когда он придет? Притвориться, что я тоже забыла о свидании? Разыграть все так, словно это было легкомысленное приглашение в духе «может пойдем, может нет»? Или рассказать ему о своем праведном гневе, что он не удосужился даже написать соседке, что не придет? Я знаю, родители оплачивают его телефон – все, что ему нужно было сделать – воспользоваться им.

Стук в парадную дверь застает меня врасплох, и я закашливаюсь, поперхнувшись водой, которую только что отпила. Распахиваю дверь, ожидая обнаружить Келлана с пристыженным видом рассказывающего, что его ограбили, и он в процессе потерял телефон и ключи от дома, но это не он.