Под властью зверя - [16]

С конца 20-х годов темпы роста налога с оборота опережают все разумные пределы. В результате общий его размер с десятой части национального дохода в 1928 году достигает 25 процентов в 31 году.[69] Значительную часть его составлял налог с оборота на спиртные напитки.

«…Два слова об одном источнике резерва — о водке. Есть люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках, — говорил на XIV съезде ВКП(б) Сталин, — это грубейшая ошибка, товарищи. Ежели у нас нет займов, ежели мы бедны капиталами и если, кроме того, мы не можем пойти в кабалу к западноевропейским капиталистам, не можем принять тех кабальных концессий, которые нам предлагают и которые мы отвергли, — то остается одно: искать источников в других областях. Это все-таки лучше, чем закабаление. Тут надо выбирать между кабалой и водкой, и люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках, жестоко ошибаются».

В сентябре 1930 года Сталин писал Молотову:

«Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на МАКСИМАЛЬНОЕ увеличение производства водки». Потребление спиртных напитков стало возрастать. Если в начале XX века среднедушевое потребление спиртных напитков составляло около 2–3 л. в год (и было одно из самых низких в мире), то в 20-е годы стало значительно расти. Водка как доходный источник государственного бюджета — один из главных экономических инструментов большевистского режима. с сухим законом 1914 — начала 1920-х годов было немедленно покончено. С 1924 по 1930 год душевое потребление алкоголя только через госторговлю возросло в России с 0,17 до 2,8 л. в год.[70]

В работах руководителей большевистской системы в 30-е годы неоднократно подчеркивается необходимость увеличения налогов, принудительных займов (рабочих заставляли покупать облигации займа, равные двум-четырем недельному заработку), установления цен на таком уровне, который был бы оптимально выгоден государству.[71] С 1927 по 1932 годы налоги и сборы с населения (без налога с оборота) возросли в 3,3 раза, а величина государственных займов — в 5,4 раза.[72]

Тяжелым налогом на население легла чрезмерная эмиссия денег, значительно превышающая рост товарной массы. За 1928–1932 годы денежная масса в обращении увеличилась в 5 раз, тогда как реальный рост промышленного производства составил 24 процента, а уровень сельскохозяйственного производства даже снизился на 19 процентов. По плану за этот период предполагалось выпустить в обращение 1,25 млрд. рублей. Фактически же масса денег в обращении возросла с 1928 по 1932 годы примерно на 4 млрд. рублей, а в 1933 году — еще на 2,4 млрд. рублей.[73] За этот счет, указывалось в документах Наркомфина, перекрывался недобор ресурсов обобществленного хозяйства.[74]

Неизбежным результатом такой финансовой политики стал стремительный рост розничных цен. С 1928 по конец 30-х годов розничные цены в стране выросли почти в пять раз. Постоянное отставание роста товарной массы от выпуска новых денежных знаков, выпуск денег под несуществующие или непользующиеся спросом (лежащие без движения на складах) товарные ценности, а также пагубное влияние на стабильность денежной массы фиктивной стоимости налога с оборота обеспечили непрекращающийся процесс обесценения, инфляции рубля. Если по отношению к золотому рублю 1913 года, по данным Струмилина, червонный рубль 1924 года стоил полтинник, то к концу 1932 года — 25 копеек, к концу 30-х — несколько копеек.

Кроме прямой «дани» и перекачки доходов трудящихся в государственную казну через высокие цены, налоги и чрезмерную эмиссию денег, существовали и другие внеэкономические формы изъятия средств трудящихся в государственную казну. У крестьян, в виде конфискованного имущества и сбережений в сберкассах было изъято 3–4 млрд. рублей. В городах осуществлялись в массовых масштабах кампании по изъятию золота и драгоценностей. По воспоминаниям современников, в стране прошли по меньшей мере две волны «золотой лихорадки» — в 1928–1929 и в 1931–1933 годы. Очевидцы вспоминают, как производились «изъятия ценностей и валюты» у людей, которые подозревались в обладании таковыми (кустари, врачи с широкой практикой и т.д.).

«Знаете, как это происходило? В маленькую камеру напихивали по 10 человек. Можно было только стоять. Что тут творилось! Дети кричали на родителей:

«Отдайте золото! Пусть нас выпустят! Мы больше не можем!..»[75] к особо упорствующим применялись и «специальные меры».

Еще одним источником накопления за счет сокращения потребления русского народа была продажа зерна за границу. В начале 30-х годов, когда от голода умирали миллионы людей, за границу вывозили многие миллионы тонн зерна, которые могли спасти жизнь голодающих. Однако вывоз осуществлялся, несмотря ни на что. В 1931 году было продано за границу 5,2 млн. тонн, в 1932 — около 2,0 млн. тонн. Впрочем, продавалось не только зерно, но и лес, нефтепродукты — все, что покупалось. Особую статью продажи составляли произведения искусства — картины, иконы, скульптуры, мебель и многое другое, составлявшее национальное достояние. На рубеже 30-х годов их было продано за границу на сотни миллионов рублей. Только по РСФСР было снято на нужды индустриализации более 300 тыс. церковных колоколов, часть из которых продана за границу, а другая превращена в цветной металл. Весьма уместно здесь также вспомнить еще об одном страшном проявлении варварства по отношению к духовным ценностям народа — к архитектурным памятникам и прежде всего к церквам. Из 50 тыс. русских храмов не менее половины были «хозяйственно» освоены, а большая часть другой половины разрушена без остатка. Безо всяких капиталовложений большевистский режим получил не менее 25 тыс. мастерских, цехов, гаражей, зернохранилищ, складов и т.п.