Под властью пугала - [24]

— Вам виднее, Ферид-бей. Но, заняв новый пост, вы должны позаботиться о том, чтобы ваша газета не попала в руки противников президента, иначе они будут продолжать публиковать статьи с выпадами против него, а заодно и против вас.

— Этого не будет.

— Вы уверены?

— Да, Нуредин-бей. Между нами говоря, наши земляки здесь — это несколько простаков в Бостоне, лавочники, чистильщики обуви, носильщики — в общем, профаны, которых можно водить за нос как угодно. Они ничего не смыслят в политике и готовы верить каждому моему слову. Вряд ли они смогут нам помешать. Более того, мы, без сомнения, сможем перетянуть их на свою сторону.

— Значит, все решено?…

Ферид-бей встал, подошел к большому столу и достал из ящика пачку бумаг. Нуредин-бей настороженно следил за ним. Тот вернулся и небрежно бросил бумаги на стол перед Нуредин-беем.

— Сначала, братец, скажите, что мне делать вот о этим?

— Что это?

— Счета. Я не могу их оплатить.

Нуредин-бей проглядел несколько счетов, держа их кончиками пальцев.

— На сколько здесь?

— Я и сам не знаю.

— Его превосходительство поручил мне выполнить любое ваше условие. Вот чек. Заполняйте сами.

Ферид-бей даже не прикоснулся к чеку. Он достал из буфета бутылку виски и два бокала.

— Выпьем за удачу, братец, — сказал он усаживаясь и с усмешкой добавил: — А ведь мы с вами заслуживаем лучшей участи, чем быть министрами невежды байрактара.

Нуредин-бей вздохнул.

— Что поделаешь, братец, судьба.

Ферид-бей наполнил бокалы.

— Выпьем за мой новый пост.

— И за вашу удачу!

— Передайте привет его величеству и заверьте его, что в моем лице он будет иметь преданного друга и неплохого посланника.

— Выпьем за здоровье его величества!

— И за наше с вами, братец, и за наше!

VII

Господин Вехби Лика посмотрел на часы, недовольно фыркнул, встал со стула и принялся шагать по коридору, бросая косые взгляды на господ, ожидавших, как и он, вызова к министру. «Почему так долго не вызывают?» — возмущался он про себя.

Он снова сел, закурил и погрузился в размышления. «Как-то они встретят мое произведение? Поймут ли, каких мне стоило усилий из этой ничтожной жизни сделать блестящую биографию? Бандита я превратил в национального героя, стычки из-за добычи сделал настоящими битвами, побеги, которые он совершал всякий раз, оказавшись в пиковом положении, стали у меня гениальным стратегическим отступлением, я вывел его родословную из доисторических времен, записал ему в родню всех европейских королей. Чего еще нужно? Если они не дураки, то должны признать, что я создал настоящий шедевр. Да-да. Самые лучшие книги по истории написаны людьми, не имевшими о нем ни малейшего представления. И моя тоже войдет в этот разряд. Сколько же мне заплатят? Ну да это неважно. Гафур-бей сказал, что биография, как ключ, откроет передо мной все двери. Прежде всего пусть мне разрешат издавать газету. Все крупные политика с этого начинали свою карьеру. А вообще-то, если что-нибудь заплатят — тоже не плохо. Ага, кажется, открывают дверь…»

Он уставился на дверь: ему показалось, что за ней послышались шаги и голоса.

Дверь действительно отворилась, но появился не министр, а господин Кочо Котта. Он быстро прошел мимо, не глядя на ожидавших, которые повскакивали со стульев и стали кланяться, прижимая руку к сердцу. Дверь тут же захлопнулась, господин Вехби Лика не успел даже рассмотреть, есть ли кто-нибудь еще у министра, но — была не была — решил войти. Тихонько постучал и повернул ручку.

В кабинете было трое: министр — господин Джафер-бей Юпи, Муса Юка и Гафур-бей Колоньяри. Склонившись голова к голове, они рассматривали списки депутатов, которых предстояло избрать в учредительное собрание. Он расслышал слова Гафур-бея:

— …Я не говорю, что он нелоялен, но это такая дубина. Столько лет в депутатах, а мы еще ни разу не слышали, чтобы он выступал.

— А к чему нам болтовня, Гафур-бей, — возразил Муса Юка. — Насчет поговорить у нас есть господин Михаль Касо. А этот пусть молчит, лишь бы руку поднимал!

— Я тоже так думаю. Я согласен с господином Мусой, — сказал Джафер-бей. — По-моему…

В это мгновение министр вдруг заметил Вехби Лику и раздраженно крикнул:

— А тебе чего здесь надо?

Остальные тоже повернулись к нему.

— Извините, господин министр, но я… э-э… мне сказали… — смешался Вехби.

Гафур-бей прошептал что-то на ухо министру.

— А-а! — протянул Джафер-бей. — Ну ладно, ладно, господин Вехби. Подождите там. Вас позовут.

Вехби-эфенди вышел из кабинета смущенный и обиженный. Уселся опять на свой стул и нервно закурил. «И зачем я поторопился? Сам виноват. Ну почему я такой нетерпеливый? О ком это они говорили? Многие депутаты не выступают. Может, речь шла об Ахмет-бее Ресули? Он настоящая дубина. Или о Хюсни Тоске? Да, да, наверняка о нем. Хотя они все болваны и скоты. Людей образованных и достойных вроде меня депутатами не делают. Нет, таких держат впроголодь. В этой стране никто не делает карьеру благодаря уму и способностям. Отсюда и пошла поговорка: „Девяносто девять уловок, и один раз смелость“. Хотя сейчас и это устарело. Смелость уже ни к чему. Нужны лишь девяносто девять знакомств да подхалимство. Такие времена настали, что и свинью дядей назовешь…»