Под ветрами степными - [6]

Наши вагончики стоят на самом краю поселка. Перед нами — крутой бок засеянной хлебом гривы. Она приближает горизонт и будит желание посмотреть, что за ней. Пока девочки собирали прямо на траве завтрак из домашних припасов, мальчишки побежали наверх по узкой тропинке в пшенице. Впереди — Игорь, широкогрудый, в голубой майке, красиво оттеняющей его прокаленное на солнце тело. Внешне он бежит тяжело, топает, ступая на землю всей ступней. Но подъем он берет играючи. Лишь только он почувствует за спиной дыхание Мацнева, бегущего небрежно, на одних носках, как снова легко вырывается вперед. Женьке бежать трудно, он закусил нижнюю губу, дышит тяжело, но он лучше свалится, чем сойдет с дорожки. Сзади бежит Володя Иванников. Он очень силен, ему нетрудно, и на лице его снисходительное выражение: «Вот еще придумали… бежать на гору!» За мальчишками увязались Таюшка Чудова и Саня Легостаева. Они боятся вот-вот упасть от напряжения, но тянутся изо всех сил: ведь еще совсем немножко, еще метров двести — и все!

Тугие колосья, влажные от росы, бьют в грудь, ветер ласкает разгоряченные лица. Остановились там, откуда лучше всего виден совхоз. Позади, в лощине, полевой стан в густом черемушнике, а потом насколько хватает глаз тянутся поля начавшей буреть пшеницы.

Совхозный поселок очень красив отсюда. Только жаль, что нет зелени. Не верится, что всего два года назад здесь не было ничего.

После завтрака провели первое организационное собрание и утвердили правила нашего внутреннего распорядка. В них были следующие пункты. Подъем в семь часов утра, отбой в половине двенадцатого. На день остаются двое дежурных, в обязанности которых входит уборка вагончиков и приготовление пищи. Всякие самовольные поездки из совхоза категорически запрещаются. Игорь единогласно был утвержден старостой.

Саня Легостаева внесла дополнение, запрещающее употреблять нелитературные выражения. По этому поводу долго спорили. Игорь предложил даже штрафовать виновных на один рубль, а деньги вносить в общий фонд укрепления. Но тут его как-то не поддержали. Решили по этому вопросу ограничиться простой договоренностью.

К восьми часам пошли в контору. По поселку уже засновали машины. В кузнице гулко тюкали по железу. В контору торопливо входили озабоченные люди. В этой чужой еще и непонятной для нас сутолоке начинающегося рабочего дня мы чувствовали себя неловко.

Процедура оформления на работу оказалась до обидного простой. Директор переписал себе в блокнот все фамилии, проставил птички тем, кто имел свидетельства трактористов, и сказал, что работать придется на двух отделениях — третьем и четвертом. Четвертое отделение — здесь, на центральной усадьбе. Третье — в километре от поселка, за гривой, напротив наших вагончиков. Мальчишек больше всего интересовал вопрос, как все-таки быть с правами трактористов. Рябов, попавший на третье отделение, спросил об этом управляющую — Евдокию Ивановну Быкову. Но она, только что приветливо улыбавшаяся в кабинете директора, ответила Женьке с неизвестно откуда взявшейся властностью:

— Сейчас, милый, некогда права смотреть. Сейчас получайте тяпки — и айда на свеклу. Там я на вас и посмотрю, кто на что годен.

На свеклу так на свеклу. После обеда с тяпками отправились в поле. Свекла — рядом, у въезда в поселок. Справа двадцать гектаров четвертого отделения, слева — двадцать гектаров третьего. Так что все работали рядом и встречались на меже у бочки с водой.

Работа не столько тяжелая, как скучная и однообразная. За день каждому надо прополоть четыре рядка длиною в восемьсот метров. Свекла небольшая, и бурьян скрывает ее.

Если не нагибаться, работать одной тяпкой, ничего не получается. Вернее, получается голое место: тяпка рубит и правых и виноватых. Вот, кажется, уж так стараешься острым краешком аккуратно подрубить со всех сторон свекольный букет, чтобы в гнезде остался один корень. Вот из десятка ростков остается три; пробуешь кончиком тяпки отделить два и сбрить их резким движением. Но все они сплелись листьями с третьим, и он легко вытаскивается вместе с остальными. Бросаешь тяпку в сторону и разбираешь букеты вручную. Так надежнее.

К вечеру пальцы становятся непослушными, то и дело второпях — норму-то выполнять надо! — выдергивают из земли совсем не то. Лицо и плечи саднит от пота и грязи, и страшно хочется бултыхнуться в воду. Девчонки ушли далеко вперед, метров на двести. Они гораздо легче переносят все это: и свеклу и жару. Повяжутся косынками так глубоко, что видны одни глаза, и дуют вперед без всякого отдыха. Потом посидят немного — и опять за дело.

Ребятам труднее. На перекурах разговоры о том, сколько ее осталось, этой свеклы, удастся ли в эту уборку поработать на тракторах, неужели нельзя придумать какую-нибудь свекольную машину, чтобы не ползать на коленках по полю!

На третий день к отбою не пришел Коля Щукин. Игорь никому не разрешал ложиться без него спать. Мальчишки сидели на полках в трусах и ожидали провинившегося. Он явился в двенадцать. Беспечно насвистывая, пинком открыл дверь в вагончик.

— Где ты шлялся? — хмуро спросил Игорь, не давая ему опомниться.