Под тремя коронами - [71]

Шрифт
Интервал

— Твой союз с Большой Ордой и сыновьями Ахмета не много вреда приносит нашему главному противнику — Москве. Для нас сейчас важен союз с ливонским магистром. Глядишь, и московит вынужден будет отвлечь часть сил к своим псковским границам…

И Александр обещал подумать об этом.

Как-то Александр пригласил Глинского осмотреть содержимое казны Великого княжества и богатства, оставленные ему отцом. Сам человек далеко не бедный, Михаил дивился тысячам золотых и серебряных монет, чеканенных как на Востоке, так и в европейских странах, золотым и серебряным сосудам, драгоценным каменьям, редкому оружию. Обратил внимание он и на несколько сундуков и связок книг, лежавших без всякого употребления. Видно, давно никто ими не пользовался. Сдувая с книг пыль, Глинский убедился, что это редкие стародавние рукописные книги, написанные на многих языках, в том числе и на латинском, а также немецком, итальянском, французском.

— Государь, — обратился Глинский к великому князю. — Каждая из этих книг представляет собой невиданную ценность, а собранные здесь вместе — это настоящее сокровище…

Александр быстро согласился, что их нужно привести в порядок, описать и что место книг не здесь, куда редко заглядывает солнечный свет, а в великокняжеской библиотеке, в которой следует заботиться и пополнять ее.

— Кто займется этим важным, как ты говоришь, делом?

— Я выпишу знающего человека, грамотея и библиофила. Я таких встречал в Европе… Да и в Польше такие люди, думаю, есть… К сожалению, в Греции оттоманство задушило все остатки древней учености. Там сейчас господствует тьма и невежество…

Прошло немного времени, и договоренность стала реальностью. Благодаря стараниям князя Михаила книги украсили библиотеку великого князя. А через несколько месяцев в Вильно появился Савва, инок одного из монастырей на горе Афонской. Он был приглашен Еленой погостить при великокняжеском дворе. Увидев книги, он с восторгом сказал:

— Государь, мне кажется, что ни одна из стран, известных нам, не имеет такого богатства. Здесь творения известнейших ученых, а также богословов, как римско-католических, так и греко-византийских. И каждая из этих книг — сокровище.

Александр слушал его с живейшим интересом и удовольствием… В конце беседы инок подарил Александру Библию на латинском языке:

— Тебе, государь, знаю, ведом этот язык… А книга эта удивительная. Она поучительна и назидательна для всех — и нищих, и богатых, рабов и царей. Таинственная книга…

Вскоре, после совместной поездки в Польшу, Глинский был облачен особым доверием Александра, стал его «собинным другом», фаворитом. Елене Александр при этом сказал, что брат может не быть другом, но друг — всегда брат. Глинский хорошо знал себе цену, позаимствовав у западных европейцев их гордость, самомнение, неразборчивость в средствах для достижения цели. Но Елена чуждалась его. Человек, ради карьеры перешедший в католичество, не мог пользоваться ее полным доверием и расположением. Тем более, что в обществе Глинского Александр часто вдавался в кутежи, которые расстраивали его здоровье. Но отношения Елена поддерживала: как-никак друг мужа. Кроме того, князь Михаил не мирился с тем униженным и оскорбительным положением, какое выпадало на долю православного населения в Литве…

Хотя нельзя сказать, что как мужчина князь Михаил совсем не нравился Елене. Скорее, наоборот, ее привлекала таинственность и загадочность Глинского. Не нравилось ей только то, как небрежно и даже неуважительно отзывался князь о женщинах. «Дайте женщине зеркало и сладости и она довольна, — говорил он. — Сколько помню себя, я страдал от второй половины человеческого рода, которую кое-кто из-за непонимания называет прекрасной. Но самые мудрые мужчины не вступают с ними ни в какие отношения. И тем более не позволяют покорить себя. Рыцарское служение женщине — это такое же жалкое рабство или даже еще более жалкое, чем всякое другое».

И затем, как бы чувствуя то, о чем хочет спросить Елена, сказал:

— Да, я любил и люблю. В далекой и благословенной Италии, будучи в юном возрасте, я пленился черными очами, длинными ресницами, греческим профилем, томной мощью красоты, словно сотканной из лучей радуги… Правда, она была молода, красива и вела грешную жизнь. К тому же страдала тяжким недугом — беснованием…

Князь помолчал, вспоминая давно ушедшее, и, скорее в утешение себе, чем собеседнице, сказал:

— У них там, в Италии, распевают под окнами и много говорят о любви, но думают о блуде… Услышав все это, больно ранившее ее самолюбие, Елена провела грустный вечер и даже тайком от всех всплакнула. Но после этого на душе стало спокойно: она окончательно избавилась от страшного соблазна, который иногда казался ей неотвратимым, от сознания, что, в конечном счете, она не сможет отказать Глинскому ни в одной его просьбе, ни в одном капризе… Что ж, подумала она, видно ему самим богом определена жизнь, в которой так много приключений, размышлений, мечтаний, любви ко всем женщинам и в то же время ни к одной из них… А мои чувства к этому человеку, хотя и мимолетны, но тем не менее это не что иное, как дерзкий грех…


Рекомендуем почитать
И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Художественно-документальная повесть писателей Б. Костюковского и С. Табачникова охватывает многие стороны жизни и борьбы выдающегося революционера-ленинца Я. М. Свердлова. Теперь кажется почти невероятным, что за свою столь короткую, 33-летнюю жизнь, 12 из которых он провёл в тюрьмах и ссылках, Яков Михайлович успел сделать так много. Два первых года становления Советской власти он работал рука об руку с В. И. Лениным, под его непосредственным руководством. Возглавлял Секретариат ЦК партии и был председателем ВЦИК. До последнего дыхания Я. М. Свердлов служил великому делу партии Ленина.


Импульсивный роман

«Импульсивный роман», в котором развенчивается ложная революционность, представляет собой историю одной семьи от начала прошлого века до наших дней.


Шкатулка памяти

«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].


Шепот

Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.