Под тремя коронами - [149]

Понимая, что братом руководят не только родственные чувства, но и политические интересы, Елена колебалась, не решаясь дать положительный ответ по поводу возвращения в Москву. Повышенное внимание к ее нуждам, жалобам и просьбам настораживали… Поэтому в том же 1511 г. в Вильно прибыли новые послы. Официально для решения государственных проблем и передачи Елене соболей и белок, но на самом деле для того чтобы склонить ее к выезду на родину.

В 1512 г. Елена уже не сомневалась в необходимости выехать в Москву. Принять такое решение ее побудило не только давление на нее приближенных великого князя, служителей католической церкви, но и сон. В ночь перед Рождеством Христовым во сне явилась ей по воздуху мать в багряных ризах. Она воспрещала дочери дольше находиться в Литве. «Звезда восточная, почто к западу грядеши?» — вопрошала она…

В другой раз во сне ее явились виленские вельможи, и у каждого в груди вместо сердца был камень…

Послы московского государя, находясь в Кракове, у Сигизмунда, просили разрешения заехать в Вельск, к вдовствующей королеве. Елена приняла их торжественно, с радостью. В загородной православной церкви она обсудила с послами проблему выезда и объявила о готовности навсегда оставить Литву. Согласно плану, она должна была уехать в пограничный с Московским государством Браславль и там перейти под покровительство московского государя со своими землями, находившимися в окрестностях Полоцка. Для того чтобы все это могло осуществиться успешно, она просила брата прислать к Браславу войско.

Но о переговорах Елены с московскими послами стало известно одной из ее приближенных пани — жене нового охмистра. Она поспешила сообщить обо всем гродненскому старосте Станиславу Кишке. Последний посоветовал руководителю миноритов гвардиану Яну Комаровскому не возвращать королеве ее имущество. Комаровский сразу же добился приема у виленского воеводы Николая Радзивилла, который был неофициальным главой всех католиков княжества. Он всегда враждебно и даже презрительно и высокомерно относился к схизматичке-королеве, негодовал на Александра за его благоволение к Глинскому, был недоволен возвышением православных русских людей. В претензии он был и к Сигизмунду, упрекая его, что не оправдывает всех надежд католиков и, подобно Александру, продолжает опираться на русских, только заменив Глинского на Острожского.

Православный люд сложил про него песню: «Аж от ксенця Радзивилла понайшла нечиста сила, русску веру поглумила…»

— Важные новости, пан воевода, — сказал Комаровский при встрече, опустив в знак послушания голову. — Вдовствующая королева собирается отъехать в Москву, забрав с собою свои деньги и ценности, которые находятся на хранении у нас… Господи, спаси и помилуй, — перекрестился минорит.

Радзивилл даже привстал в своем кресле:

— Этого следовало и ожидать от схизматички…

И продолжил:

— А может, пан гвардиан, сокровищ-то и нет? Я думаю, что она положила в сундуки камни, обернув их соломой, и сказала, что там сокровища…

— Нет, пан воевода… Я собственными глазами видел несказанное богатство королевы…

Спустя несколько дней Елена приехала в Вильно. До нее дошли слухи об интригах и планах панов-католиков захватить ее казну. Она потребовала у миноритов возвратить ее ценности. Но минориты отказались это сделать. Поскольку в то время в Вильно из приближенных короля находился только постельничий, гвардиан сообщил ему, взяв клятву сохранять тайну, о сокровищах королевы и передал письмо для короля, в котором просил взять сокровища под свою охрану. Король благодарил за верность и приказал ждать своего приезда. Собираясь в Браславль, Елена зашла в Пречистенскую церковь, чтобы помолиться, и тут узнала, что ее имущество, находившееся здесь, задержано. В одном из двух сундуков, хранившихся в церкви, было 16 600 грошей и 2 тысячи золотых флоринов. В другом — много золотых цепей, 16 золотых поясов, 400 колец, 4 пары башмаков, шитых золотом и драгоценными камнями. Кроме того, в нем находилось 30 маленьких ящичков: одни — с золотом, другие — с серебром, третьи — с бириллами, четвертые — с другими драгоценными камнями — в каждом отдельные.

В это же время к храму в сопровождении четырех панов явился виленский воевода Николай Радзивилл. С ним были трокский воевода Григорий Остикович, который по просьбе Елены в свое время был освобожден из московского плена, Войтех Клочко, ее бывший охмистр, подскарбий Абрам Езофович и Иероним Гаштольд.

Поднявшись навстречу вошедшим, Елена воскликнула:

— И ты, пан Клочко? А я ведь верила тебе…

Увидев Езофовича, Елена вспомнила, как семь лет назад он, унижаясь, чуть не ползая по полу, просил защитить его и своих соплеменников-евреев от немилости великого князя… И даже осмеливался передавать ей ларец с золотом…

Обращаясь скорее ко всем, кто пришел со злом, Елена спросила:

— А ты, пан Езофович… Неужели мстишь мне за дела моего мужа, касающиеся твоих соплеменников?

Над евреями в первые годы правления Александра, действительно, сгустились тучи. Привилей Витовта предусматривал для еврейских общин конфессиональный иммунитет, подчиненность великому князю через областных наместников, внутреннее административное и правовое самоуправление, солидарное исполнение повинностей, личную свободу и гарантии управления имуществом. Они промышляли предосудительным и даже запрещенным для христиан ростовщичеством и торговлей. Евреи выкупали места сбора мыта и других податей и сами занимались сбором платежей с населения. В городах все это обострило конкуренцию между евреями и христианами. В целом богатые евреи в небогатой стране оказались весьма желательны благодаря своему капиталу. Но великие князья, вельможи и паны, беря в долг у евреев, оказались неплатежеспособными.