Под тремя коронами - [137]

Михаил Глинский обратился в Крым, прося покровительства у хана, поднимая его на Сигизмунда. Менгли-Гирей, по обыкновению, не отказывался от союза с Глинским и обещал завоевать для него Киев. Но одновременно хан обещал и королю, что хочет послать ему в помощь татар своих к Киеву и даже к Вильно. Но король поспешил отказаться от такой помощи. Хану сообщалось, что она не нужна в Литве, уже очищенной от Глинского и московских воевод. Король просил Менгли-Гирея послать войско на Брянск, Стародуб и Новгород-Северский. Король писал: «Если не захочешь сыновей послать, то пошли хотя несколько тысяч людей своих и тем покажи нам искренне братство и верную приязнь, а мы, как тебе присягнули и слово свое дали, так и будем все исполнять до смерти, тебя одного хотим во всем тешить и мимо тебя другого приятеля искать не будем». При этом король обещал немедленно выслать в Крым деньги.

Паны-рада сообщили великому князю Сигизмунду:

— Государь, замятия, начатая Глинским, не только продолжается, но, похоже, будет и усиливаться… Нужно лишить мятежника поддержки Москвы. А для этого один путь — заключить мир с Василием, — уговаривали Сигизмунда радные паны. Опытный в делах государственных брестский наместник пан Щуцкий сказал без обиняков:

— Чтобы избавиться от Глинских и возвратить их владения в Литве, придется решиться на уступку Москве всего, что захватил отец Василия…

Установилась длительная тишина, свидетельствовавшая, что паны радные своим молчанием поддерживают предложение брестского наместника. Благоразумный Сигизмунд, еще не ослепленный легкомысленной гордостью, которая приходит после многих лет правления, подумав, сказал:

— Что ж, я согласен…

Король польский и великий князь литовский понимал, что без поддержки белорусской знати Великое княжество в условиях постоянного соперничества с Московским государством удержать свои восточные границы не сможет.

Быть посредником в переговорах о мире Сигизмунд просил Елену Ивановну. Она, естественно, с радостью согласилась и со своим человеком Андреем Держко направила брату письмо, где просила прекратить войну, быть в мире с Сигизмундом и обвиняла Глинского в измене. Она и при Александре точно также смотрела на отъехавших в Москву князей. Ее приближенные люди всегда присутствовали при постановлении о конфискации имущества этих князей. Трудно сказать, была ли такая позиция результатом ее внутреннего убеждения, или к этому вынуждало ее официальное положение. Но к действиям Глинского она относилась определенно неодобрительно.

Московский государь, как и его отец, стремился извлечь политическую выгоду из статуса Елены. Он отвечал, что не против заключения мира, но упрекал сестру, что она скрывает трудное свое положение, что вестей о себе не дает, не шлет… Напомнил Василий сестре и наказ о вере, требуя «не нанести укоризны греческому закону».

Просьбы и мольба вдовствующей королевы и великой княгини Елены, решительность, проявленная Сигизмундом, сомнительность военных успехов склонили к миру и Василия, согласившегося принять литовских послов. В Москву приехали полоцкий воевода Станислав Кишка, маршалок Иван Сапега и наместник перемышльский Войтех. Следуя обыкновению, они требовали всего, но удовлетворились немногим. Хотели Чернигова, Любеча, Дорогобужа, Торопца, но согласились взять только шесть волостей смоленских, отнятых у Литвы уже во времена Василия. При этом послы Сигизмунда десять раз были у московского князя и дважды обедали у него.

XXXIV

В сентябре 1508 г. вечный мир был заключен. Чтобы избавиться от Глинских и сохранить их владения в составе Великого княжества, Сигизмунд уступил Москве «в вечное владение» те земли, которые были завоеваны Иоанном III. Практически это означало, что тяжелые для Великого княжества условия перемирия Александра с Иоанном стали основой этого мира… Василий практически заключил мир, как ему было пригоже… Оба государя, именуясь братьями и сватами, обязались жить в любви, быть заодно на всех недругов и на татар. Правда, по согласию обеих сторон, с оговоркой, кроме Менгли-Гирея, царя перекопского…

Король утверждал за Москвой все приобретения Иоанна, а за слугами государя московского князьями Шемячичами, Стародубскими, Трубецкими, Одоевскими, Воротынскими, Перемышльскими, Новосильскими, Белевскими, Мосальскими — все их отчины и города. Василий обещал впредь не принимать к себе никого из литовских князей с землями и поместьями, не вступаться в Киев и Смоленск, как и ни в какие другие владения литовские. О Глинских хотя и не упоминалось в договоре, но судьба их была решена: Василий признавал собственностью короля принадлежавшие Михаилу Глинскому Туров и Мозырь. Московский великий князь удовлетворился словом короля, что Глинские могут свободно выехать из Литвы в Россию.

Разменивались договорными грамотами в Грановитой палате. Собралось несколько десятков человек. Великолепное разноцветное платье и оружие послов затмевали более скромную, как правило, темно-бордового цвета одежду московских бояр. Да и убор великого князя не отличался особой пышностью, как это было принято в таких случаях.