Под стягом Святослава - [54]
Каган-беки замолчал, глядя через реку. Никто из свиты не напомнил ему, что рядом с Санджар-тарханом рубятся еще два тумена буртасов и давно пора бы отогнать печенегов подальше от главного поля битвы. Властитель, словно прочитав их мысли, заметил мрачно:
— На буртасов надежда плоха. Они уже сегодня могут покинуть нас и оставить одних против урусов и печенегов. Бурзи-бохадур-хан — друг только в удаче. В беде он враг!
ТАЙНЫЙ СОЮЗНИК ХАЗАР
— Лихо выступил хан Магаюр! — изумлялся воевода Ядрей. — С чего бы это? Ранее за ним такой прыти не замечалось. Тут что-то не так!
— Да-а, — соглашался с ним тысяцкий Рубач, человек высокого роста, жилистый и сухой. — Не единожды сходился я с ним на бранном поле. Обычное дело: помельтешит перед очами, стрелки помечет, погрозится мечом и был таков с воями своими!
— Ты не приметил, что за люди на левой башне стояли?
— Нет, а што?
— Магаюр — воевода крепости сей. Беков у него много, а воев в битву сам повел. В то же время на башне какие- то люди стояли. Не из приезжих ли кто? Как мыслишь?
— Я не видел. Как прижали козары, так кровавый пот с лица потек. По сторонам глядеть было некогда.
— Да-a. Вот и я говорю, что-то нынче Магаюр храбер был не в меру. Значит, кто-то послал его на битву с нами. Простого хана он не послушался бы. Какой-то большой князь козарский в тверди нынче есть.
— Мож, и так, а нам-то што за недолга? — изумился Рубач. — Нам Святослав велел никого из тверди не выпускать. То мы и делаем.
— В ратном деле мало приказ сполнить. Надобно не только князю, а и воеводе головой промышлять. Прикажи-ка, брат, завал из построек здешних перед вратами крепости поставить да рвом отгородиться. По всему видать, не последний раз козары на вылазку ходили. Воев у Магаюра много, а мы без лодий остались, и отступать нам теперь некуда.
— Што ты, воевода? Ратники и так устали. Какую битву свершили, помыслить и то страшно! Многие от ран изнемогают. Надо бы подмоги у князя испросить. А ты…
— «Подмоги»? — рассмеялся Ядрей, и от этого смеха у бесстрашного Рубача похолодела спина.
Никто и никогда не видел Ядрея сердитым. Всегда воевода-купец был благодушен и улыбчив. Голосом гневно не играл, угроз не изрыгал, а руку поднимал только на врагов Руси.
В пылу жестоких битв Ядрей был так же хладнокровен и улыбчив, как при заключении торговых сделок с греками, болгарами или теми же хазарами.
Немало людей, и не только на Руси, разорил предприимчивый купец. Как бы в насмешку над всеми страданиями его издольщиков стал Ядрей воеводой города Киева. Раздобрел телом. А улыбка еще шире расплылась на его круглом румяном лице. Но почему-то никто не улыбался ему в ответ: видимо, потому, что с улыбкой благодушного купца часто приходила беда. Ядрей-купец был беспощаден при взымании долгов, Ядрей-воевода оставался таким же беспощадным и к своим воинам. Но при всем том он никогда не прятался за спины других, и в самых кровавых сечах богатыри видели его в наиболее опасных местах. Никто и никогда не видел воеводу испуганным. Приказы его всегда были осмысленны и четки, а исполнения их он требовал неукоснительно, но всегда ровным и спокойным голосом. Ратники не любили его самого, но стремились попасть в его дружину, ибо не было случая, чтобы Ядрей проиграл хоть один бой. И павших у него всегда было меньше, чем у других воевод.
В Ядрее противоречиво уживались непомерная скупость и гостеприимство, жестокость и доброта, трусость и неодолимое мужество. Как-то он признался Святославу, что в одной из битв едва не упал в обморок от страха, когда печенег только чудом не снес ему голову. А ведь за тот бой князь наградил Ядрея золотой гривной. Рассказывая об этом случае, Ядрей улыбался, и Святослав не поверил ему. Но воевода не врал…
Поэтому Рубач поперхнулся словами, когда Ядрей спросил:
— Подмоги, речишь, кликать у князя?.. Ты глянь, чего там творится. Впору нам подмогу ему посылать, да не на чем: лодии-то уплыли. А не то половину ратников спослал бы на подмогу своим… Ты, мила дура, вот что, — он похлопал оробевшего Рубача по плечу, — иди и скоро сполняй волю мою. И не умничай у меня.
Тысяцкий тотчас побежал исполнять приказ, отданный так благодушно и строго. А Ядрей продолжал рассуждать про себя о необычном поведении Магаюр-хана…
Между тем каган-беки Асмид, удрученный неудачей с захватом русских ладей, созвал военный совет.
— И все-таки урусов и печенегов на острове надо уничтожить, — говорил он отрывисто и сердито. — Святосляб не может ничем помочь Ядре-беки, пока тумены Джурус-тархана досаждают ему своими ударами.
— А может быть, о великий, Джурус-тархан разгромит Святосляба? Ведь богатуров у него намного больше, — первым подал голос Амурат-хан.
Каган-беки только засопел в ответ. Все молчали. Амурат-хан вжал голову в плечи…
— Не дело говоришь, — глянул на него властитель. — Главное — мне надо выбраться с острова и самому возглавить силу и мощь хазарских богатуров. Вот о чем думайте!
— О могучий, разреши дерзкому подать совет? — склонил голову тучный и высокий человек в расписном халате.
