Под соусом - [18]

— Я пришлю экземпляр.

— Спасибо, — киваю я, скромно потягивая шампанское, хотя сейчас предпочла бы валиум, чтобы успокоиться и не заботиться о впечатлении, которое я произвожу на какого-то Дика Давенпорта. Я дергаюсь, сижу как на иголках, а все почему? Потому, что этот в меру симпатичный мужик в детских мокасинах холост?

— Чем занимаешься? — интересуется Дик.

Оригинал!

— Я повар.

— Правда? Шеф-повар? — Обычная реакция человека, который никогда не работал в ресторане.

— Нет, просто повар. Это не одно и то же.

В который раз я уже произношу эту речь?

— Шеф — это и есть шеф, он командует парадом, он за все отвечает. А я так, мелкая сошка.

— А что готовишь?

— Пока ничего особенного. Я специалист по салатам. Салатница, так сказать.

Дик смеется:

— Салатница? Здорово!

— Сооружение салатов — скорее архитектура, чем кулинария. Воздвигаешь стройные здания из зелени так, чтобы они не развалились по пути к клиенту.

— Нелегкий хлеб. — Дик припадает к бокалу и долго в молчании разглядывает свои туфли.

Он считает меня неудачницей. А кем еще он должен меня считать? Я и сама чувствую себя неудачницей. Атмосфера напряженная. Разговор не клеится. Надо было давать деру, завидев кисточки, но я, оптимистка, на что-то надеялась.

— А чем занимаешься ты? — нарушаю молчание я.

— В некотором роде бизнесмен, — отвечает он со скучающим видом.

— Ты ведь работаешь с Билли?

Дик улыбается:

— Можно и так сказать.

— В маркетинге?

— М-м, нет…

Надо отдать ему должное, он немного смущен.

— Мне принадлежат «Дивас» и еще несколько журналов и кабельных каналов.

Дик Давенпорт.

— Ты не имеешь отношения к корпорации Давенпорт?

— Имею.

— Ого.

Что может быть сложнее, чем пролезть в семейный бизнес.

— Так ты работаешь на отца?

— Некоторые сказали бы, что он работает на меня.

— Скромность у вас в роду? — не сдерживаюсь я.

Дик бросает на меня ледяной взгляд:

— Нет.

Затем, поправив галстук, как будто пытаясь взять себя в руки и сохранить видимость приличной беседы, любопытствует:

— Как человек знающий, какие порекомендовала бы рестораны?

— Это смотря что ты хочешь получить.

Родился в рубашке? Поймал обоих зайцев?

— Что-нибудь настоящее. Неважно что, главное, чтобы блюда соответствовали своему названию.

— Глубокий подход к кулинарии — для бизнесмена.

— А какой еще может быть подход, когда у тебя с детства были французские повара, — говорит он без улыбки, глядя на меня в упор. Что значит его взгляд? Он издевается? Неужели я так плохо прячу свои колючки?

С тех пор как папочка вышвырнул меня из теплого гнездышка, я мало интересуюсь людьми, которым не приходится бороться. Меня привлекают те, кто потерял все, кто осмеливается мечтать, несмотря на насмешки друзей и родных, кто работает на трех паршивых работах, чтобы наскрести на кусок хлеба… Мне нужны истории страданий! Я все еще жду того чувства уверенности в себе и гордости за свои достижения, которое обещал мне отец. Иначе надо мной всю жизнь будут издеваться высокомерные богатенькие детки, как этот сытый мальчик Давенпорт.

Допивая шампанское, я понимаю, что мне нечего ему порекомендовать: он уже везде побывал. К тому же не хочется выдавать свои грибные места таким нахалам, как Дик. Услышав «Люди!», я вздыхаю с облегчением. Опять Билли кого-то представляет. Вечеринка становится все больше похожа на бал в Версале.

— Очаровательная, несравненная, талантливая… Джулия Митчнер!

Все улыбаются и выходят к дверям; улыбается и сама Джулия, благосклонно принимая похвалу; она в зените своей славы.

Аплодисменты, звон хрусталя. На Джулии дорогой шелковый топик цвета бургундского вина, тугие кожаные штаны и остроносые сапоги на таких высоченных каблуках, что ноги можно сломать. Похоже, зима ее не коснулась. На дворе январь, а она, словно в конце августа, щеголяет загаром, оттеняющим золотистый оттенок ее волос.

— Вы родственницы? — интересуется Дик, явно ожидая услышать «нет».

— М-м-м, — мычу я.

— Сестры?

— Нет, это моя мать.

— Ты дочь Джулии Митчнер? Не знал, что у нее есть дочь, — недоверчиво говорит он.

— Она не любит меня афишировать.

Дик бросает подозрительный взгляд на мои волосы, потом на ее.

— Вообще-то мы обе брюнетки, — объясняю, — но она как стала блондинкой после моего рождения, так с тех пор и осталась.

Мой бокал пуст, да только никого это не интересует.

— Тебе подлить? — предлагаю я Дику: может, хоть это его проймет. Таких парней, насколько мне известно, с рождения учат следить за тем, чтобы бокал дамы никогда не был пустым.

— Извини. Сейчас принесу. — Он резко встает и направляется в сторону Билли и Джулии. Очевидно, собирается сделать рядышком с ними привал по пути на кухню.

Похоже, хочет получить подтверждение моего родства со звездой экрана. Эх, Дик.

На манер музейного завсегдатая я с деланным интересом рассматриваю полотна маслом. Пока все нормальные люди увлеченно беседуют, толстозадая старая дева одиноко изучает произведения искусства. Вечер подошел к такому моменту, когда чувствуешь, что провалился в кроличью нору и летишь, летишь, и если что-то не изменится прямо сейчас, убьешься насмерть. Где, спрашивается, были мои мозги? Билли в роли свахи? ХА!

Я упорно не смотрю в сторону Джулии, но это не спасает от ее смеха: он дерет уши, проникает в мозг и вниз, вниз, ужом вползает в кишки. Дик Давенпорт не спешит с шампанским, так что я отправляюсь на кухню. По пути слышу хор голосов: «Я умираю с голоду», «Здесь что, не кормят?» Единственная еда, которую я видела до сих пор, — вазы с орехами и маслинами на антикварных столиках.