Под солнцем свободы - [7]

Шрифт
Интервал

Исток повалился на спину, и тусклый свет луны осветил полную сомнений улыбку на его лице. "Морана, духи, вурдалаки, - шептали его губы. - Могут ли они повредить мне? Вера отцов... и все-таки... Почему Хильбудий их не боится?.." Он закрыл глаза, прижал ко лбу скрещенные руки и стал горячо молиться Святовиту, который чует все четыре ветра, видит темной ночью и смотрит на яркое солнце не щурясь...

- Тра-та-та!

Все разом вскочили.

Снова: "Тра-та-та-та..."

Издали доносились звуки трубы.

В одно мгновенье Исток оказался на верхушке дерева. Напряг свои соколиные очи, вонзил их в темную точку за Дунаем, откуда прежде поднимался дым. Луна освещала окрестности. В ее бледном свете он увидел, будто сверху сыплются сверкающие искорки. Их все больше, больше, они движутся к реке.

- Хильбудий идет с войском!

Исток соскочил с дерева, юноши бросились вниз по склону.

- Эх, Радо бы сюда! - шепнул Исток и помчался сквозь кусты.

- Слышишь, волк завыл!

- Радо близко! Скорее к нему!

Со всех ног бросились они туда, откуда доносился волчий вой. Время от времени один из них отзывался на него, "волк" отвечал, все ближе и ближе подходили они друг к другу. Вскоре послышалось фырканье лошадей и шелест травы. Они перевели дух и пошли шагом. Вдали уже виднелись черные тени, быстро двигавшиеся по равнине.

- Друзья! Вам за моим конем не угнаться! Ведь вы знаете, лучше его нет во всем лагере. Вы доберетесь до дому только к утру, а мне надо быть там раньше, чтобы поднять воинов и выйти навстречу Хильбудию!

Едва успел он это сказать, как рядом заржали кони. Исток птицей взлетел на своего вороного. Тот встал на дыбы, повинуясь воле хозяина. Взметнулась по ветру грива, и быстрее мысли конь помчался по равнине. Несколько раз он замедлял бег, словно спрашивая, к чему такая гонка. Но Исток натягивал поводья и так стискивал его коленями, что вороной храпел. И тогда благородное животное почуяло, что дело не шуточное, что речь идет о жизни и смерти.

Чудесный конь - его подарил Сваруну предводитель гуннов - опустил голову, ноздри его раздулись, белая пена клочьями летела во все стороны, деревья молниями мелькали мимо. Исток приник к шее коня, слился с ним в одно существо, лишь длинные его кудри плыли в воздухе да хвост рысьей шкуры бился по крупу коня.

Путь показался Истоку в два раза длиннее, чем днем. Изредка он тревожно поглядывал на звезды, не миновала ли полночь. Потом снова подстегивал коня, шепча ему в уши слова, полные любви и благодарности, и они мчались вперед, не разбирая дороги.

Долго ехали они вдоль реки по ущелью. Вот-вот должны были появиться огни, но река уходила влево, а за поворотом снова вставал глухой лес. Конь начал ржать и задыхаться. Исток почувствовал, что тот напрягает последние силы. Выдержит ли он? Пришлось перейти на шаг. Ребра коня вздымались, мышцы дрожали от напряжения, он шел, низко опустив голову, и хрипел. С брюха его клочьями падала пена.

Исток озабоченно осматривал местность. Утром он скакал, не обращая внимания на окружающее. И теперь не мог припомнить ни одного дерева, ни одной ложбины, которая подсказала бы ему, далеко ли еще до дома. Скорее вперед!

Он обнял коня за шею и приник к его уху, пообещав самого лучшего зерна, если тот поспешит и быстрее доставит его домой.

Вороной дважды с силой ударил копытом о землю, напрягся, вытянул шею и помчался вихрем.

Еще поворот. Вдали показались огни.

- Град!

Юноша стиснул коня коленями. Загудела земля, затрещали сухие ветки, огни приближались.

Ущелье перешло в широкую котловину. С бешеной скоростью спустился туда конь - мокрый, покрытый, словно снегом, белой пеной. Будто свалившись с облаков, выскочил Исток на середину лагеря.

- Хильбудий, Хильбудий идет! - дико закричал он.

Шатры ожили, зашумели воины, затрубили рога. Вороной задрожал и, забившись в судорогах, повалился возле костра, из ноздрей его хлынула горячая кровь.

4

Когда Асбат покинул шатер Хильбудия, весь лагерь был уже на ногах. Сотники проверяли готовность отрядов, Хильбудий сам осмотрел тяжело и легко вооруженную пехоту, выстроил конницу и проверил ее снаряжение; у многих воинов он проверил, хорошо ли наточены копье и меч.

Все ожидали, что в полночь начнется переправа через Дунай. Кони были накормлены и оседланы, солдаты в полном вооружении лежали на соломе, кое-кто дремал.

Но Хильбудию не хотелось идти на риск. Самых быстрых своих всадников отправил он через Дунай, чтобы разведать, где находится Сварун и, главное, - где его стада.

Юстиниан сообщал, что полководец Велисарий одерживает над вандалами одну победу за другой, что он взял город Карфаген в Африке, что король вандалов Гелимер собирает последние остатки своих отрядов, которые храбрый Велисарий разобьет в мгновение ока. Поэтому после Нового года он, Юстиниан, намеревается устроить в Константинополе великое торжество триумф Велисарию. А для этого ему нужны деньги и продовольствие. Поскольку Хильбудий денег добыть не может, пусть он позаботится о мелком и крупном скоте, чтобы было чем угостить в столице армию и народ в день праздника. Надо скорее напасть на славинов, отнять у них скот и спешно пригнать его в столицу. Письмо было подписано: Юстиниан, победитель аланов, вандалов, повелитель Африки.


Еще от автора Франц Салешка Финжгар
Славянский меч

Роман словенского писателя Франца Салешки Финжгара относится к тому критическому моменту в истории славянских племен, когда они, перешагнув Дунай, хлынули на Балканский полуостров, чтобы основать там — спустя столетия — первые славянские государства. Но тема истории в романе затейливо переплетается с темой любви язычника Истока и византийской девушки Ирины. Исток и Ирина — люди разной культуры, разной национальности, которых сближает и объединяет любовь.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.