Под солнцем свободы - [8]

Письмо огорчило Хильбудия. Разумеется, он ненавидел варваров славинов, но у него хватило благородства почувствовать, что такой поход унизителен для настоящего воина. Пока он покорял грабителей-славинов, пока он имел дело с большой армией, его радовала воинская удача. Но сейчас славины укрощены. Они спокойно пасут скот на своей земле, зачем же ему, солдату и полководцу, нападать на пастухов?

Нет, не по душе был Хильбудию предстоящий поход. Он поспешно выполнял приказ своего государя, но в глубине души искренне желал, чтобы не пришлось убивать пастухов, а этого не миновать, если они окажут сопротивление.

Итак, Хильбудий выслал передовые посты за Дунай и в ту ночь, а также на другой день ожидал донесений. Войско стояло в лагере, наблюдая, как набегают тени на лоб полководца. К вечеру стали возвращаться лазутчики. Первые из них ничего не обнаружили. Но те трое, что промчались мимо Истока, схватили в лесу молодого славина. Он долго не хотел говорить. Тогда солдаты подвесили его за руки и за ноги между двумя деревьями, разложили снизу огонь и стали прижигать ему спину горячими угольями. Не выдержав мук, он рассказал, что за горою находится град Сваруна, что Сварун собрал большие стада и хранит в крепости много богатства. Он скрыл, что под стадами подразумевает воинов-славинов, объединившихся с антами, а не овец и коров, надеясь таким образом обмануть самонадеянного Хильбудия; пусть бы он взял с собою лишь часть войска, - славинам легче будет его победить. Когда полумертвый юноша умолк, византиец пронзил ему сердце мечом, и лазутчики возвратились в лагерь.

Хильбудия новость обрадовала. Он выбрал лучшие отряды пехоты, а конницу взял с собой лишь на случай, если придется посылать в лагерь за подкреплением.

Услыхав о славинском граде, он оживился - все-таки будет сражение. Да и Сваруна, вождя славинов, ему хотелось взять в плен.

Шесть таксиархов выстроили свои отряды. Хильбудий вошел в шатер и препоясался тяжелым мечом. На голову он надел свой самый прочный и самый красивый шлем, - голову надо было защитить от камней, которые посыплются с валов. Шлем состоял из пяти полос, посеребренных и украшенных золотыми бляхами. Спереди сверкал составленный из драгоценных камней крест. Слева был вырезан голубь с оливковой ветвью, справа - венец. У подножья креста блестели золотые буквы "альфа" и "омега".

Когда полководец выехал из лагеря, отряды уже стояли возле моста. Он взмахнул рукой, доски на мосту глухо загудели.

Хильбудий хотел ночью дойти по равнине до ущелья, чтоб славины не заметили его и не угнали свои стада в дремучие леса, где их трудно было бы разыскать. Он запретил трубить на марше, велел следить, чтобы щиты и мечи не задевали друг о друга и не гремели. Легким шагом двигались отряды по высокой траве, она ломалась и трещала под ногами. Солдаты тихо разговаривали между собой, рассказывая друг другу веселые истории. Озорство и беззаботность были на их лицах, словно шли они в гости, - так крепка была вера в непобедимость Хильбудия, который вот уже три года вел их от победы к победе.

Сразу по приезде Истока в лагерь славинов среди ночи собрались старейшины на совет к Сваруну. Говорили долго. Никак не могли прийти к согласию. Одни предлагали укрыться всем воинам в крепости, завести туда часть скота, чтобы надолго хватило припасов, а остальной скот отогнать далеко в дремучие леса, куда Хильбудий не пойдет. На этом настаивали старейшины антов. Славины же во главе со Сваруном требовали немедленно поднять все отряды, выступить навстречу Хильбудию и напасть на него из засады. Мнения разделились, время летело. Тогда поднялся старейшина Радогост и сказал:

- Мужи, звезды скоро угаснут. Хильбудий идет на нас, а мы спорим и ждем, пока византийские мечи опустятся на наши головы. Я предлагаю призвать Истока, благородного отрока, сына нашего вождя Сваруна, которому сопутствуют боги. Пусть он придет к нам и скажет мудрое слово. Святовит указал ему неприятеля в ночной тьме, Святовит подскажет ему мудрое слово, и наши седые головы склонятся перед горячей мыслью юноши, в голове которого сияет ясный свет.

Все удивились, даже сам Сварун. Не бывало еще такого, чтобы отрок вступил в собрание старейшин! Однако никто не возразил, никто не сказал ни слова.

Тогда Радогост опять заговорил:

- Удивляетесь! И молчите! Но я говорю вам: боги хотят слышать Истока!

- Боги хотят... - зашумело собрание.

И Радогост сам пошел за Истоком.

Робея, со смиренно склоненной головой, вступил юноша в высокое собрание. Слово взял Сварун:

- Сын мой, молчанием встречает тебя совет мужей и искушенных воинов славных племен антов и славинов, молчанием, говорю я, ибо нас удивил старейшина Радогост, предложивший, чтобы ты, отрок, копье которого обагрено лишь кровью вепрей и медведей, чтобы ты, да осенит тебя Святовит, сказал свое слово о том, как нам встретить Хильбудия.

Исток скрестил на груди руки и низко поклонился.

- Я мчался вихрем. Моих спутников еще нет. Кто поддерживал моего коня, если не боги? Почему конь мой пал дома, а не там, далеко в ущелье, и тогда войско наше спокойно спало бы до сих пор, не зная, что близится гроза всех славинов - Хильбудий? Святовит зажег месяц, чтобы я увидел блеск боевых доспехов, Морана убежала в лес и не захотела тронуть моего коня - я пожертвую ей лучшую овцу, - и коль скоро вы призвали меня, я убежден, это вам внушил сам Перун. И я говорю вам, старейшины и мужи, храбрые воины, пойдем быстрее со всем войском навстречу Хильбудию. Мы окружим его с четырех сторон, ибо понадобится много топоров, чтобы расколоть их щиты, много копий, чтобы пронзить их доспехи, много мечей, чтобы разбить шлемы на головах византийцев.