Под солнцем Сиены спел виноград… - [10]
– А где соль? Ты всегда солила салаты. Да что с тобой?
– Соль – это белая смерть, Владимир Витальевич, – жена была наигранно невозмутимой. Ее забавляло то, что Артемьев начинал выходить из себя. – Ты мне лучше расскажи, как Флоренция!
– Замечательно, – рявкнул Вова, дожевывая пресные овощи.
– Я хочу съездить туда на днях. Как ты на это смотришь, дорогой? – продолжала Инга, игнорируя реакцию мужа.
– Я буду занят в ближайшие дни на виноградниках, – ответил Владимир холодно: обида проедала его насквозь. Супруга никогда раньше так не относилась к нему. Она готовила редко, но всегда очень вкусно. – Почему ты не разрешила Анне Михайловне приготовить нам обед?
– Мне захотелось порадовать тебя самой, – улыбнулась Инга. – Я сто лет не возилась на кухне. Вот сегодня мне очень захотелось, Вовочка.
– Ясно, – муж положил вилку в тарелку с недоеденным омлетом и отодвинул ее в сторону.
– Так я поеду во Флоренцию? – Артемьева облокотилась на стол и уставилась сверлящими глазами на обиженного мужа.
– Я тебе говорю, что у меня не получится на днях. Я занят в поместье, – повышая голос, ответил Володя.
– А зачем мне ты? Я могу поехать без тебя. Ты занимайся своими делами. А я поеду на пару деньков, осмотрю достопримечательности, погуляю по улочкам и площадям, – продолжала Инга.
– Делай, как хочешь, – махнул рукой Артемьев и встал из-за стола.
– Вот и чудесно, – засмеялась женщина, поправляя упавшую на лоб прядку волос. – Я знала, что ты не будешь против, дорогой. Я уже попросила приготовить мне машину на три часа и даже собрала дорожную сумочку.
Последние слова она говорила ему в спину. Он быстрым шагом направлялся к двери. Со временем их такие бурные в молодости ссоры превратились в холодные и дипломатические переговоры, заканчивающиеся обоюдно выгодными соглашениями. Ингу это пугало. Ей казалось, что цементом для любых семейных отношений является взаимная любовь и страсть. Но только теперь повзрослевшая женщина стала понимать, что семья – это всего лишь место нелюбимой работы, которую никак не можешь сменить по разным, накладывающимся одна на другую, причинам. Во-первых, стаж большой, и вроде бы специфика работы заучена наизусть; во-вторых, с директором терпимые отношения, и, в-третьих, уже особенно не нужно стараться, чтобы зарекомендовать себя в лучшем свете. Артемьева иногда думала, что, если бы у них с Вовой были дети, то все сложилось бы совершенно иначе, но не факт. Вокруг Инги было множество примеров полноценных семей с прекрасными детьми, но ситуация в таких браках ненамного отличалась от ее.
Инга доела содержимое тарелки и встала из-за стола. Она пошла в сторону прачечной, где должна была закладывать в стиральную машину белье домработница.
– Анна Михайловна, уберите за нами грязную посуду, пожалуйста. Я сегодня уезжаю в три часа дня. Буду через дня два. Следите, чтобы Володя был сыт и опрятно одет. Я вам доверяю его на это время, – Артемьева улыбнулась.
– Хорошо, Ингуля, – ответила ей ухоженная и приятная на лицо женщина шестидесяти четырех лет. Инга строго-настрого запретила домработнице обращаться к себе по имени и отчеству. Ей казалось, что это будет чересчур солидно. Хозяйке хотелось, чтобы между ней и обслуживающим персоналом было больше дружбы и взаимного уважения, чем холодного формального общения.
Артемьевой безумно нравилось то, что Анна Михайловна никогда не задавала лишних вопросов и ни во что не вмешивалась. После завершения всех своих дел по хозяйству она отправлялась в свою маленькую, уютную комнатку в другой части поместья. Там она слушала музыку, вязала, вышивала крестиком, читала и даже занималась гимнастикой. Однажды Инга обнаружила свою шестидесятичетырехлетнюю домработницу крутящей железный обруч.
Застигнутая врасплох старушка, смеясь, объяснила хозяйке:
– Каждый день женщина должна крутить обруч не менее двадцати минут, чтобы ее талия приняла вид стройной осинки. Если захотите, Ингуля, можете брать его у меня. Будем крутить на пару.
Артемьева была приятно удивлена и даже восхищена тем, что овдовевшая в тридцать два года женщина, самостоятельно вырастившая и прекрасно воспитавшая троих детей, беспокоится в свои шестьдесят четыре года о том, как выглядит ее талия.
– Попрощайтесь за меня с Вовой, – попросила Инга Анну Михайловну, набрасывая небольшую дорожную сумочку на плечо. – Машина уже у входа. Не хочу заставлять водителя ждать.
– Непременно, дорогая. Езжайте с Богом! – ответила домработница, провожая хозяйку до двери. – Я присмотрю за Владимиром Витальевичем, не волнуйтесь! Хозяин будет вкусно накормлен и опрятно одет.
– Я не сомневаюсь в вас, Анна Михайловна.
Инга спустилась к машине. Водитель открыл ей заднюю дверцу. Артемьева разместилась на заднем сиденье автомобиля. Ей хотелось поскорее покинуть поместье и не видеться с мужем хотя бы в ближайшие два дня. Она предполагала, что и у Володи сейчас такое же желание.
Машина тронулась с места. Когда поместье осталось позади, Инга легко вздохнула. Ее конечности наливались приятными ощущениями, связанными с предстоящими впечатлениями от прогулок по историческим местам Флоренции. Она старалась отпустить все негативные мысли, которые могли бы омрачить ее хорошее настроение. У нее почти получилось. Но недоверчивое, не раз обманутое сердце иногда начинало биться чаще обычного. Каждая пульсация сердечной мышцы приносила Инге едва уловимую боль. Она надеялась, что Флоренция излечит ее от тоски и сердечных мук, связанных с разочарованиями в ее семейной жизни.
Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».
Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…
О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.
Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.
Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.
Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.