Под солнцем Севера - [57]

Только на другой день, мы порадовались выглянувшему из. — за туч солнцу. Правда, с севера настойчиво дул ветер и море волновалось, но погода была похожа на летнюю, и тундра сразу похорошела.

Луговина у озера обильно поросла диким луком. Иначе его называют лук-резанец, или скорода. Словно кем-то посеянный, он привлек наше внимание своей зеленью, дудчатыми гладкими листьями (перьями, как говорит Коравги). И листья, и беловато-желтые луковицы содержат много витаминов и нередко заготовляются впрок на зиму как приправа к мясу или рыбе.

После полудня резко усилился северный ветер, море покрылось валами с пенистыми гребешками. Волны вгрызались в обрывы морского берега с ископаемым льдом и сильно разрушали их, образуя узкие ущелья, разнообразные коридоры, замысловатые окна.

Весь рабочий день был посвящен изучению растительного покрова, пополнению гербария, пробным укосам, дающим представление о кормовой производительности оленьих пастбищ и составлению геоботанической карты.

Помимо этой обычной работы, которая проводилась нами ежедневно со дня выхода из Пантелеихи, мы продолжали изучение почв и в течение дня обработали около десятка почвенных разрезов. Описываемая растительность изучалась в сочетании с почвами, на которых она существовала.

Над побережьем резвились молодые птицы — летные птенцы розовой чайки. Видимо, они окрепли и стали самостоятельными. Скоро и взрослые и молодые розовые чайки покинут тундру и улетят на зимовку, но не на юг, как большинство других птиц, а на север, в просторы Северного Ледовитого океана. Даже зимой они там будут держаться на полыньях и по разводьям, добывая живность (ракообразные организмы и пр.). Тогда у них и розова-гость окраски станет не такой яркой, как весной, а черный «ошейник» и вовсе пропадет.

Вечером мы наблюдали арктический закат. В половине двенадцатого ночи солнце коснулось морского горизонта нижним побагровевшим краем и словно начало окунаться в море. Вот на поверхности моря осталась лишь одна красная горбушка, но в полночь и она скрылась.

Глядя на рдеющую зарю, словно не хотевшую расстаться с ушедшим солнцем, я вспомнил пушкинские строки: «Погасло дневное светило, на море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, волнуйся подо мной, угрюмый океан…» К этому воспоминанию располагала и окутанная дымкой морская даль.

Настала первая быстротечная полярная ночь, вернее — светлые сумерки. Через короткое время солнце. вынырнуло и теперь поднималось обновленное, красное, словно оно склонялось для того, чтобы напиться.

Полярный день сопровождал нас в походе с пятнадцатого мая по первое августа. Эта пора, когда солнце вовсе не опускалось за горизонт и в течение суток не бывало чередования света и темноты, — самое изумительное свойство природы Крайнего Севера.

Благодаря полярному «дню» (равному 75 суткам), солнечные лучи, пусть и косые, успевают нагреть землю.

Полярный день вносит большое своеобразие в жизнь флоры и фауны. Несмотря на сжатые сроки развития, многие тундровые растения успевают принести плоды. Животные приноравливаются к условиям Крайнего Севера, уплотняют сроки размножения, стремясь использовать каждый миг короткого полярного лета.

Птицы, выводя птенцов, бодрствуют на морском побережье почти круглые сутки и дают более многочисленное потомство, чем на юге. Скорее здесь проходит и развитие птенцов. За короткое лето пернатые успевают закончить и. выведение молодых, и линьку, и подготовку котлету. Ночные хищные птицы в условиях полярного дня привыкают к дневной охоте. В отличие от других сов типичный обитатель тундры, полярная сова, — почти дневной хищник.

На другой день море начало успокаиваться. Дул слабый норд, и нам удалось продвинуться на несколько километров вперед.

Морской берег на большом протяжении оказался покрытым грудами деревьев, выброшенных морем во время сильных бурь. Среди этого нагромождения деревьев стояла поварня.

Поварни, построенные охотниками на морском берегу, не похожи на те избушки, какие мы встречали в лесу. Здесь — эго небольшие деревянные сооружения, состоящие из поставленных в виде конуса бревен и жердей. Называют эти сооружения кострами. Сверху они обложены землей, окон нет. В такую поварню не входишь, а вползаешь через небольшое отверстие. Только таким путем мы проникли друг за другом внутрь помещения и очутились под сводом потемневших от копоти бревен. Посредине земляного пола сохранились остатки кострища. Мы развели огонь, дым поднимался кверху и свободно проходил между бревнами наружу.

Коравги занялся приготовлением ужина, а я вылез наружу и познакомился с окрестностями.

На галечнике, среди мертвой древесины, каким-то чудом уцелел полярный мак, привлекший меня своим запоздалым цветком. Впрочем, при ближайшем ознакомлении с ним оказалось, что среди полупоблекших желтых венчиков уже сформировалась коробочка с густыми темно-коричневыми щетинками. В корнях выкопанного для коллекции растения копошился, поблескивая крылышками, какой-то жучок. Он нашел под рыхлой моховой дерновиной теплое убежище.

В прибрежной тундре собирались к отлету полярные крачки. Они легко взлетели с криком «ки-а-а-а». Нельзя не залюбоваться их ловкостью. Без устали они проносились над поверхностью воды, выискивая добычу. Вдруг одна птица, сложив свои длинные и узкие крылья, стремительно бросилась в воду, на мгновение скрылась под водой и вот уже вынырнула — в ее клюве поблескивала пойманная рыбешка.