Под шорох наших дизелей - [33]
На сей раз, все протекало несколько иначе. На подходе к мосту раздался всплеск, заставивший всех находившихся на рубке оглянуться. К своему ужасу мы обнаружили, что с кормовой надстройки спрыгнула крыса и теперь отчаянно гребет к берегу. Заметили это и стоявшие на мосту. Их лица выражали искреннее сострадание. Как же, крысы бегут с корабля. Мы со старпомом переглянулись. Воцарилась звенящая тишина, прерванная моей командой: «Товсь правый дизель!»…
Хотите верьте, хотите нет, но это был единственный в моей жизни выход в море, когда не было даже намека на неисправности механизмов, столь частые для пожилой подлодки, а организация потрясла бы любого из проверяющих, находись они в тот день на борту.
АРА
Поход подводного ракетоносца «К-...» с Кубы, где экипаж лодки от души насладился дружелюбием революционного народа и щедростью тропической природы, протекал, в целом, успешно. Все три ракеты, располагавшиеся в громадной рубке «Гольфа», как кличут проект 629 с легкой руки натовских классификаторов, продолжали грозить супостату. А экипаж был уверен, что не пройдет и месяца, как на родном причале в губе Оленьей их встретит комбриг по прозвищу Мишка Квакин. Для тех, кто знаком с Аркадием Гайдаром лишь в силу его родства с пышнотелым теоретиком всенародного обнищания, сообщаю, что Квакин был главным противником Тимура и его команды, а стало быть, таким же олицетворением зла для советских детей, как и «губошлеп Егорка» для подавляющей части российского населения 90-х годов прошлого столетия. Почему наш комбриг Щукин удостоился такого прозвища, никто не знал. Видимо, давно это было. Лично мне его лицо больше всего напоминало популярную тогда игрушку - резиновую морду мужичка, мимика которого приводилась в движение пальцами, вставлявшимися с тыльной стороны. Щукинская мимика была ей подстать, особенно, когда временами он свирепел и, сорвав резким движением позеленевшую и облезшую за долгие годы мореходства каракулевую шапку, начинал ее топтать. В целом мужик он был справедливый, главное - моряк отменный, и тем, кому от него доставалось, в голову бы не пришло на него обидеться. Однако слабости, обостряющиеся с приближением пенсионного возраста, давали о себе знать. Злые языки поговаривали, что комбриг готовится «отступить» с Севера с изрядным количеством казенных материалов, дабы жить припеваючи на любимой даче, что раскинулась на мысе Феолент в далеком Севастополе. Со временем история подтвердила факт убытия в южном направлении четырех контейнеров, но не более того...
В поход на «К-...» комбриг, напряженно ожидавший приказа об увольнении, послал своего заместителя - капитана 1 ранга Бесчинского. Узнав о предстоящем заходе на «остров свободы», Квакин строго-настрого наказал замкомбрига не возвращаться без... говорящего попугая. Разумеется, выполнив задачи боевой службы с присущим бригаде блеском. Бесчинский воспринял приказ начальника как важнейший элемент боевого распоряжения и с первой частью поставленной задачи справился безукоризненно. Кубинские товарищи восприняли просьбу советского военачальника с должным вниманием. И в день убытия на родину на борту появился самый настоящий ара - попугай, считающийся едва ли не самым разговорчивым, после определенной работы, разумеется. Огромная клетка была помещена в центральном посту. Иначе и быть не могло; все понимали, что от попугайского благополучия напрямую зависит их судьба, а кое у кого и карьера.
Первым, кто отнесся к событию критически, стал вестовой Погосян. Правильно оценив обстановку, он догадался, что появление «тезки» чревато дополнительной порцией подначек. Ведь до этого Арой звали только его. Командир лодки Думов, стоически переносивший многомесячное пребывание на борту старшего начальника, да еще такого суетливо-шумного, как Бесчинский, лишь глубоко вздохнул. А затем приказал закрепить клетку в безопасной дальности от командирского кресла. Кто знает, как эти ары качку переносят?
- Ну, ребята, глядеть за птицей в оба глаза, - с видимым нервным возбуждением провозгласил замкомбрига, когда лодка, наконец, погрузилась и удифферентовавшись, неторопливо заскользила своими тремя узлами на встречу с Родиной.- Докладывать о его состоянии каждые полчаса, как об осмотре отсеков!
Попугай перенес суету погружения весьма нервно, видимо, тщетно пытаясь постигнуть неведомый ему язык. Почувствовав смятение птичьей души, известный «душевед» Бесчинский, чьи сочные рулады господствовали в стройном многоголосье ЦП, ласково произнес:
- Не дрейфь, Ара, едрена-лапоть, пообвыкнешь, заговоришь по-нашенски, ой, заговоришь!
Похоже, что, уловив в окончании угрожающие нотки, попугай наконец-то начал осознавать, что влип он капитально. Опустив головенку, он как-то затравленно глянул на замкомбрига...
Две недели плавания прошли без особых эксцессов. Лодка всплывала на вентилирование и выброс мусора с изрядной регулярностью. Кого было нужно благодарить за свежий воздух, вопросов не возникало. А что может быть ценнее воздуха для подводника? Многие стали взирать на Ару с благоговейной почтительностью. Не путайте с Погосяном, которого из-за несоизмеримости его заслуг с попугайскими стали величать просто Вадиком. Одно настораживало - попугай молчал. Замкомбрига начал нервничать более обычного. Последнее не сулило ничего хорошего, принимая во внимание взрывной характер Бесчинского. Во гневе он был страшен...
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.