Под сенью благодати - [22]
Грюидель любезно поспешил освободить место на диване и усадил на него Бруно; приподняв покрывало, он засунул руку под изголовье, извлек оттуда пузатую оплетенную бутылку с кьянти и налил Бруно большой бокал вина. Немного смущенный тем, что он видел два часа тому назад, Бруно не знал, о чем говорить. Казалось, это сильно забавляло Грюнделя, и он с благожелательной улыбкой выжидающе смотрел на Бруно.
— За любовные утехи! — сказал он, чокаясь с юношей, — Ну, мой мальчик, так что же ты думаешь о своем недавнем открытии? Считаешь меня отвратительным, разнузданным старцем? Нет, дружок, я всего-навсего нормальный человек, который время от времени воздает должное Венере. В твоем возрасте не вредно знать, что это в какой-то степени диктуется гигиеной. Я знаю, это не совсем то, чему вас здесь учат, но наши славные монахи в подобных вещах проявляют очаровательную наивность. Для них половой инстинкт то же самое, что предрасположенность к воровству, к преступлениям. — Он сделал большой глоток вина и прищелкнул языком. — А ты, Бруно, еще ни разу не спал с женщиной?
— Нет, — ответил Бруно, у которого дух перехватило от столь циничного вопроса, — ни разу. Я… я думал, что это заметно. По крайней мере так утверждает отец Грасьен. Овладев собой, он заговорил более непринужденным Тоном: — А вы считаете, что это необходимо?
— Почти, — ответил Грюндель.
Он снова отхлебнул вина и на минуту задумался со стаканом в руке. Зрелище он являл собою не из приятных — потрепанное лицо, нелепое китайское одеяние, и тем не менее что-то в нем привлекало Бруно. Из всех преподавателей коллежа он был единственным «живым» существом, единственным, кому пришлось вступить в схватку с жизнью и познакомиться с нею не по книгам и не в исповедальне.
— Впрочем, это правило применимо отнюдь не ко всем. Для таких, например, как наш «доблестный Шарль», который в семнадцать лет все еще не проснулся и не стал мужчиной, эта проблема не существует. Но для тебя наступило время над ней призадуматься. — Единственный глаз Грюнделя лукаво сверкнул. — Признайся, мой мальчик, это тебя очень мучает?
— Мучает, — признался Бруно, — но не так уж сильно. — И засмеялся. — Уверяю вас, я вполне могу вынести это. Возможно, я тоже еще не стал мужчиной, как вы это называете, но, признаюсь, подобного рода мысли не слишком терзают меня… Скажу вам даже, что я не могу без улыбки смотреть на некоторых моих однокашников, которым нравятся порнографические журналы и неприличные книжки.
— А рассказывают о тебе нечто совсем другое, — заметил Грюндель, поглаживая подбородок. — Рассказывают о некоем сокровенном дневнике весьма вольного содержания.
— Что? — оборвал его Бруно. — Кто вам об этом сказал? Настоятель? Просто невероятно, до чего эти попы любят совать нос в чужие дела и сплетничать, точно старые бабы.
— А как же иначе! — заметил Грюндель. — Поскольку в их собственной жизни ничего не происходит, у них и появляется желание покопаться в чужой. Итак, этой женщины не существует? Ты ее выдумал?
Бруно ответил не сразу, хотя ему очень хотелось поговорить о своей любви и объяснить, что на свете нет ничего прекраснее. Ему казалось, что Циклоп, даже если не сумеет понять его по-настоящему, все же, несмотря на свой цинизм, выслушает без улыбки. Продолжая колебаться, Бруно уже знал, что уступит потребности кому-то довериться, но ему доставляло удовольствие оттягивать эту минуту. Грюндель налил ему еще бокал кьянти; он медленно выпил вино и почувствовал, как приятное тепло из груди начало распространяться по всему телу. Глаза у него него слегка пощипывало. Теперь учитель принялся изливать ему душу, словно желая побудить этим Бруно рассказать о себе, но тот едва слушал его.
— В твоем возрасте, — рассказывал Грюндель, — я был безумно влюблен в подругу моей матери. Я так и не осмелился ей признаться и до сих пор жалею об этом. Как бы хотелось избавить тебя от этой ненужной траты времени!
— Женщина, которую я люблю, — промолвил наконец Бруно, глядя куда-то вдаль, — не такая, как все…
— Конечно, мой мальчик. Она ангел, живущий поэзией и музыкой. К тому же она неудачно вышла замуж, и ты считаешь, что она несчастна, не так ли? Ты ее слишком уважаешь и потому не осмеливаешься даже заикнуться о своей любви, и тем не менее ночью тебе снится, что ты держишь ее в объятиях, и ты просыпаешься в ту минуту, когда… А? Разве не так?
Грюндель издевался, но голос у него был теплый и вкрадчивый. Да, все было именно так, а даже днем, в классе, во время занятий, по телу Бруно, случалось, пробегала дрожь, словно его коснулась Сильвия, и он всем своим существом отвечал на это прикосновение.
— Я знаю лишь одно, — пылко воскликнул Бруно, — что я люблю ее, что эта любовь всецело завладела мной, она изменила всю мою жизнь, она хранит меня и в то же время делает легко уязвимым, она заставляет меня трепетать и одновременно умиротворяет! Она вдохнула в меня жизнь, да, именно вдохнула, и я наслаждаюсь тем, что живу!
Он вдруг умолк, посмотрел на Циклопа, словно только сейчас заметил его присутствие, и сказал, глядя на этот раз прямо в глаза учителю:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Одна из ранних книг Маркеса. «Документальный роман», посвященный истории восьми моряков военного корабля, смытых за борт во время шторма и найденных только через десять дней. Что пережили эти люди? Как боролись за жизнь? Обычный писатель превратил бы эту историю в публицистическое произведение — но под пером Маркеса реальные события стали основой для гениальной притчи о мужестве и судьбе, тяготеющей над каждым человеком. О судьбе, которую можно и нужно преодолеть.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.