Под русским знаменем - [157]

От батальона к батальону, от роты к роте, к императорскому редуту, где с 12 часов дня следил за ходом боя Государь, неслось неудержимое, полное искреннего душевного восторга победное «ура!».

У каменного моста через Вид стоял присланный генералом Ганецким генерал Струков. Ему навстречу пробирался через толпившихся на мосту недавних ещё героев, а в эту минуту жалких, дрожащих от страха, мертвенно-бледных людей молодой красивый турецкий генерал.

— Начальник штаба плевненской армии Тевфик-паша! — отрекомендовался он генералу Струкову.

Русский генерал поспешил назвать себя.

— Плевненская армия сдаётся, наш главнокомандующий Осман-паша — тоже! — сказал Тевфик.

И он стал сейчас же просить, чтобы его раненому главнокомандующему была оказана милость. Осман-паша не имел сил явиться сам, и в то же время сдача целой армии была настолько серьёзным делом, что Осману не хотелось, чтобы кто-нибудь, кроме него, вёл неизбежные переговоры. Поэтому он просил, чтобы ввиду его особенного положения генерал Ганецкий прибыл к нему в караулку на шоссе, где раненому только что была наложена повязка.

И барабаны, и кавалерийские рожки дали уже сигнал отбоя. Битва прекратилась, но люди пребывали в высшей степени нервного напряжения. Кому-нибудь могло просто что-нибудь померещиться, громкий крик, шальной выстрел — и полки кинулись бы на эту беззащитную массу. Справа и слева подходили к туркам скобелевская дивизия и литовские и кексгольмские гренадеры.

Ганецкий послал к Осман-паше Струкова.

Совсем недалеко по шоссе приткнулась к подошве горы белая мазанка с черепичной кровлей. Это и была турецкая караулка, где приютился побеждённый «непобедимый». Вокруг мазанки стояли паши, беи, эфенди — генералы, полковники, офицеры сдававшейся армии. Генерал Струков, пробравшись через безмолвно стоявшие толпы, открыл дверь караулки. В переднем покое, окутанные клубами табачного дыма, стояли несколько турецких офицеров.

— Осман-паша здесь? — спросил Струков.

Один из турок молчаливым кивком указал ему на дверь впереди. Генерал отворил её и очутился в убогой каморке с почерневшими от дыма из очага стенами. У противоположной от входа стены, на деревянной скамейке, откинувшись всем корпусом назад, сидел далеко не старый ещё турецкий генерал в чёрном военном сюртуке с нашитыми на рукаве галунами. Он, как можно было судить по его фигуре, был среднего роста, коренастый, дородный. Лицо его с резкими, крупными чертами обрамляла небольшая, тёмная, начавшая уже седеть борода. Из-под характерно выгнутых бровей смотрели небольшие карие глаза, отражавшие несомненный ум, непреклонную энергию и несокрушимую силу воли. Это и был знаменитый Осман-паша. Его левая раненая нога была вытянута вперёд и покоилась на ящике из-под на тронов. На плечи Османа было накинуто турецкое военное пальто, спускавшееся с одной стороны. Ни одною ордена не было у него на груди. На перевязи с левого бока висела кривая сабля — подарок султана. На коленях перед пашой стоял его доктор, оканчивавший перевязку, оставленную им лишь только вошёл русский генерал. Вдоль стены каморки, печальные, понурые, ожидали дивизионные и бригадные паши.

Струков, держа руку под козырёк, назвал себя. Осман с видимым усилием приподнялся со скамейки, сделал приветственный знак и первый протянул посланцу руку.

— Вы ранены, прошу вас сесть, генерал! — с чувством сказал Струков и почтительно помог Осману сесть на скамейку.

Разговор они вели на французском языке, причём всё-таки приходилось прибегать к услугам переводчика.

Осман жестом пригласил Струкова сесть рядом. Но русский генерал, как младший чином, остался стоять.

— Я сюда явился по приказанию генерала Ганецкого, — заговорил он после минутного молчания, — чтобы приветствовать ваше высокопревосходительство с блестящей атакой и вместе с тем передать вам, что генерал Ганецкий, не имея никаких приказаний от его высочества главнокомандующего, может предложить вам полную, безусловную сдачу как вас самих, так и всей вашей армии.

Побеждённый паша некоторое время молчал. Потом, подняв голову, тихо, с грустью в голосе заметил:

— Дни не равны. День за днём следует, но нет двух сходных: один счастливый, другой — несчастливый. — Тяжёлый вздох вырвался из груди Османа, но он быстро справился с собой и спокойно докончил: — Я вполне покорен желаниям главнокомандующего вашей армии!

Трудно было сказать побеждённому эти немногие слова. Голос его дрогнул, губы сжались, по потемневшему лицу пробежала заметная судорога.

— Паша, на всё воля Всевышнего! — тихо сказал ему в ответ Струков.

Ответа не последовало. Осман-паша сидел, весь понурившись. Глаза его устремлены были на противоположную стену. Доктор снова стал на колени и принялся доканчивать перевязку. Русский генерал вышел, чтобы послать уведомление своему начальнику.

Менее чем через полчаса прискакал генерал Ганецкий, только что вышедший победителем из рокового боя. Порывисто вошёл он в каморку, снял фуражку со своей седой головы и, протягивая руку недавнему противнику, громко, с простотой старого солдата сказал:

— Поздравляю вас: вы чудно вели атаку!.. Прикажите сложить оружие...