Под руку с Одиночеством. Дальше - [18]

Не выражайся больше так при мне!

А при не тебе — это как? И кто во сне матерился? А?

Мы же не ругаемся матом, мы так разговариваем. Иногда, — схитрила перед собой и наконец-то улыбнулась.»

Внутри выложенного бежевым кафелем помещения имелась душевая кабинка, большущий умывальник с немалым зеркалом, стального цвета стиралка, унитаз и биде. Шкафчик со всяким нужным тихо стоял в уголке.

Самая дальняя комната, с открытой дверью, подпертой для чего-то старой, перетянутой скотчем, книгой, была с синим, местами протоптанным, ковровым покрытием. Стены, по две, были бледно-голубого и охряно-желтого цвета. Большие окна, несмотря на жалюзи, пускали много света.

Немного потертый угловой диван непонятной грязно-бежевой расцветки казался удобным. Пока Танька не присела на него: продавленное в нескольких местах, раздвижное чудо таило скрытую перекладину, тут же врезавшуюся в не очень-то и мягкое девчоночье место.

Ясности в сумерках можно было добавлять маленькими осветительными шариками в центре потолка, на стенах и даже в виде придиванного букета из плафончиков, прямо рядом с Танькой.

Напротив спально-сидельного монстра, занимая полторы стены и немножко места под окном, располагались стеллажи с книгами. Полки, заставленные разномастными томами, стыковались между собой в кажущемся беспорядке. Немногочисленные пустые пространства между печатными изданиями занимали памятные безделушки, а на уровне глаз на всех поверхностях лежали ножи: в ножнах и без, блестящие и матовые, иногда черные — от одного взгляда на них Танька почувствовала тепло и покой.

Перед окном, у широкого подоконника, стоял велосипед, точная копия Танькиного серебристого, только без навешанных багажников, рюкзака и крыльев. На рога были надеты линялые обрезанные перчатки на липучках. Под двухколесным покоились гантели самого разного веса, с облупившейся краской и сколами на пластиковых фиксаторах.

«Вот это — точно моя комната! — поглаживая шершавую матерчатую обивку дивана, подумала Танька.

Пойдем дальше разглядывать?

Да, только еще немножко посидим, — она несмело откинулась на спинку и прикрыла от удовольствия глазки.»

Двери у кухни, как элемент дизайна, отсутствовали напрочь. Полосатое ковровое покрытие радовало не столько яркой расцветкой, сколько вполне понятными старыми пятнами.

«О! Здесь готовят еду! Готовлю, хотела сказать, — улыбалось Второе Я.

И чему ты радуешься, домохозяюшка? Сейчас к плите встанешь или мне на тебя ногой топнуть сначала?

Ну чего ты… Я ж за нас вдвоем радуюсь, что голодными не сидим.

Ладно. И где тут гнездится то, которое едят?»

Широкое окно, зашторенное простыми жалюзи цвета белой ночи, занимало целую стену. Рядом, купаясь в пробивающихся солнечных лучах, обосновался совсем неправильно установленный холодильник.

«Еда! Тортик и мороженка! — ломанулась вперед сладкоежка.

Ага, и сырые баклажаны с хреном, — скептически поджала уголок губ Танька, открывая дверцу.

Это что?! — попыталось понять подсознание, глядя на полки.

Знакомься, это — холод.

Очень приятно, — разочарованная чистыми внутренностями агрегата, девочка чуть присела в приветствии.»

Магнитиков на хранителе великой пустоты было мало, и все какие-то странные, с призывами совмещать взаимоисключающее — вкусное и полезное.

Стены соломенного цвета на свободном месте терпели плохонькую, в широкой гладкой рамке, копию изображения деревянного разводного моста.

Пустая рабочая поверхность, со встроенной мойкой и электроплитой, располагалась углом. Нижняя часть придавала бодрость ярко-зелеными дверцами, а навесные, ярко-желтые, шкафчики освещали воображение рукотворным Солнцем. Венец творения — огромная микроволновка — предпочла жить возле окна.

У другой стены ожидал пиршества голодной диеты складной столик на колесиках. Одинокий стул, явно вручную раскрашенный белой и красной эмалью, стоял возле холодильника и никак не вписывался в интерьер.

Светильников не было.

«Спрятались, наверное, — подумала Танька. — Сейчас же днем.

Лампы, по-твоему, боятся света?

Но это же не их свет, — как-то даже удивилась собственному непониманию.»

В следующей комнате, с большим широким входом без намека на дверь, на полу красовалось светло-бежевое покрытие повышенной ворсистости.

Нежно-зеленые стены несли пару изогнутых светильников, прямо над строгим и каким-то плоским диваном, с гладкой обивкой песочного цвета.

За углом прятался большой шкаф. Полный всякой одежды и стопочек с постельным бельем, как успело выяснить Танькино любопытство. Почему дверцы у него были из матового стекла, оставалось загадкой.

Противоположная от дивана стена была отдана на откуп литературе, почивавшей на открытых стеллажах. Только теперь это были сплошные многотомники, хотя и разные по размеру и цвету. Подсветка над полками объясняла присутствие в комнате удобного, покрытого клетчатым пледом, кресла.

«Мне кажется, что здесь не я обитаю, — оглядывалась по сторонам Танька.

Точно, не наше помещение. Хотя кресло — прелесть, легкое такое, даже внешне, — оценило Альтер Эго.

Место для мечты?

Думаешь, здесь будет гостить Волк?

Почему нет? Ведь это желание я исполнила.

Ты о чем?»