Под розой - [92]

Больше писем не приходило — ни с фирмы, ни от властей, ни от друзей. Папу это совершенно не волновало. Ему и в голову не пришло разыскивать жену. Для него она была так же мертва, как и для меня. Он закончил эту главу своей жизни, засунул ее в бутылку и заткнул пробкой. Она его обманула, предала, использовала, и он считал себя в праве убить ее в своем сердце. Так мама исчезла не только из реального мира, но и из воспоминаний.

Перед рождением Сюзанны я уничтожила последние следы присутствия мамы в моей жизни. В тот день, когда папа должен был задержаться на работе допоздна, я взяла лодку и вышла в море. Я была толстой и неуклюжей, мамина сумка была тяжеленной, но мне удалось кое-как привязать ее к багажнику велосипеда и прикрыть пледом. Встреть я знакомых, сказала бы, что еду ночевать к подруге. Я вышла на лодке в море и там выбросила сумку за борт. Какое-то время она болталась на воде, а потом погрузилась в багровую от закатного солнца воду.

Я выключила мотор и подумала о Джоне. В одном их писем он писал, как после праздника шел домой ранним утром и присел в гавани, чтобы полюбоваться морем и городом. «Города так красивы ранним утром, — писал он. — Они кажутся покинутыми, заброшенными, и это придает им какую-то особенную красоту. Днем, когда все бегут куда-то, а автобусы и автомобили снуют взад-вперед, ее сложно заметить. Но, несмотря на всю эту красоту, в тот момент я ощутил такую тоску по морю, что мне с трудом удалось взять себя в руки».

Ему нужно было видеть море. Мне тоже. Так было и будет. Я сидела в лодке и смотрела, как оно поглощает сумку со всем содержимым. Потом я завела мотор и направила лодку к Нурдстен. Там я вышла на берег, разожгла костер, вскипятила кофе и съела взятые с собой бутерброды. Забираясь в спальный мешок, я думала о Джоне. Я знала, что папа будет волноваться, когда вернется домой и обнаружит, что я уплыла на острова, но он не сможет поехать за мной. У меня была лодка, а с ней — свобода и море. Я вернусь домой утром, сохранив море внутри себя. А когда-нибудь снова вернусь к островам.

Я лежала на траве, укутанная темнотой. Ясное небо было усыпано ярким звездами, ветер ласкал лицо, и я уснула под мерный шум волн. Утром меня разбудил аромат травы, и я искупалась в море под крики чаек. Я нашла много красивых цветов, но не стала их рвать, потому что многие из них были внесены в Красную книгу. Вода была холодная. Искупавшись, я легла на солнце и почувствовала, как у меня в животе шевелится ребенок. Я знала, что до родов осталось совсем недолго и что во мне живет частичка Джона. И смирилась с тем, что он выбрал другую жизнь с другой женщиной. У нас с ним была любовь. Я любила, и меня любили, даже если наша любовь была лишь мгновением по сравнению с вечностью.

Я поспешила сесть в лодку и отправилась в обратный путь. Я оказалась права, буквально через пару недель у меня начались схватки, и папа отвез меня в больницу, где я родила Сюзанну. Я назвала дочь в честь сестры Джона, хотя видела ее только раз. Сюзанна. Она была такой радостной. Наверно, ангелы пели, когда она родилась. Папа привез нас домой в машине, которую долго гонял взад-вперед перед больницей, чтобы согреть, тем холодным и дождливым июньским днем. Он помогал мне управляться с Сюзанной, потому что, вернувшись домой из больницы, я слегла с простудой. Он пеленал малышку и подносил мне, чтобы я дала ей грудь. Я делала это с радостью. Я часто вспоминала о кровотечении, которое было у меня в день смерти мамы, и боялась даже представить, что могла потерять Сюзанну. Кровотечение не прекращалось несколько дней, но Сюзанна выжила. Мы обе выжили.

Мы втянулись в деревенскую жизнь. Скоро нас стали воспринимать как семью: меня, папу и мою дочь. Через несколько месяцев после рождения Сюзанны я перестала называть его папой и начала обращаться к нему по имени: Свен. И поскольку у нас теперь была малышка, а у меня в глазах появилась недетская мудрость, все в деревне забыли, что когда-то я считалась его дочерью, и я превратилась просто в Еву.

Я думаю об этом, когда смотрю, как Свен выходит из дома и подходит к столу, где мы сидим с Петрой и Гудрун, как он подсаживается к нам. Я понимаю, им любопытно узнать, «как у нас с этим», ведь мы со Свеном живем, как муж с женой, не являясь ими. Им трудно понять, что у него всегда была своя жизнь, а у меня — своя. Я никогда не спрашивала, как он удовлетворяет свои потребности, но знаю, как я удовлетворяла свои. Свидания на одну ночь с незнакомцами. Редкие, мимолетные. Этого было достаточно, чтобы насытить те крохи желания, которые остались у меня после расставания с Джоном.

И если мои подруги переживают, что после стольких лет их браки распадаются, то у нас со Свеном по-прежнему есть наша дружба, наша преданность друг другу. Мы знаем, что нас двое в этом мире. Поэтому совершенно естественно, что в своем дневнике я зову его папой, пока он был моим папой, и Свеном, когда он перестал им быть. Свен ухаживает за огородом, я забочусь о розах. Вот и вся простая истина.

АВГУСТ

2 августа

Август пришел и в этом году. В последние дни стоит такая хорошая погода, что никто не воспринимает меня всерьез, когда я жалуюсь на темноту.