Под пурпурными стягами - [12]

Шрифт
Интервал

Возвратившись домой с отцовской получкой, мать впадала в грустные размышления. Моя сестренка из небольшого глиняного чайника, обычно стоявшего у очага для сохранения тепла, наливала ей напиток из крепко заваренной чайной крошки, который порой имел аромат чая. Девочка делала это молча, боясь нарушить печальные думы матери. Потом, тихо покинув комнату, она шла к воротам, чтобы подсчитать, сколько на них изображено «куриных лап», запомнив число, она говорила его матери, что было важно при составлении бюджета семьи. Выпив чай, мать снимала верхний халат, в котором она обычно выходила из дому, садилась на кан и, поджав под себя ноги, принималась за расчеты, используя вместо счетов медные монеты: большой медяк — один чох, маленький — сто вэней. Прежде всего надо было подсчитать долги. Бормоча себе под нос, мать передвигала медяки в левую сторону, при этом в правой кучке, обозначавшей деньги на прожитье, почти ничего не оставалось, поэтому мать очень осторожно отправляла несколько монет из левой кучки в правую. Она рассуждала, что ей, быть может, удастся отдать поменьше денег в лавку, где мы покупали масло и соль, если, конечно, она сумеет задобрить лавочника. От тревожных дум ее ладони становились потными. Через какое-то время монеты снова возвращались в левую кучку. Нет, она не станет упрашивать кредиторов и унижаться перед ними. Надо рассчитываться сполна! Сколько бы денег ни осталось после расчетов! Пусть ни медяка — все равно это лучше, чем слышать попреки и укоры лавочников и приказчиков!

После восстания тайпинов[24], военных кампаний англичан и французов и морской войны 1894 года[25] свою заносчивость и презрение к маньчжурам, даже к особе императора, теперь демонстрировали не только длинноносые иностранцы. Все большую непочтительность к знаменным стали проявлять даже обычные лавочники — все эти шаньдунские бакалейщики и шаньсийские менялы. Вытаращат глаза — каждое око по плошке — и ну честить знаменных людей, ну над ними издеваться! Поесть, мол, любите, а как возвращать долг, так шалишь! В долг больше не дадим! С этого самого дня извольте-ка платить наличными даже за кусочек холодного доуфу бобового сыра! Мать на себе чувствовала эти перемены жизни, хотя и не слишком хорошо разбиралась в делах Поднебесной. Иногда она советовалась с отцом — ведь он как-никак знаменный солдат и пост у него важный: охраняет императорский дворец. Отец лишь горько улыбнется и скажет еле слышно:

— Делать нечего! Придется с долгами расплачиваться! Левая кучка в конце концов оказывалась в несколько раз выше правой, отчего у матери на висках выступали капельки пота. Она застывала, будто в оцепенении. Что делать?

— Матушка, давай все же с ними со всеми рассчитаемся! — робко предлагала сестренка. — Сразу полегчает на сердце! В этом месяце мы постараемся не покупать ни лент, ни пудры… и масла для волос тоже не надо… Матушка! А что, если мы низко-низко поклонимся Цзаовану и скажем: «Боженька! Теперь перед тобой будет зажигаться только одна благовонная палочка, потому что нам сейчас приходится очень экономить!»

— Ах, дочка! Уж больно не хочется, чтобы наш бог терпел такие унижения! — вздыхала мать.

— Но ведь нам тоже не сладко! Неужели он на нас осерчает? — За этими словами следовало деловое предложение: — Зато мы перед ним положим побольше доуфу и нальем много-много бобового настоя. А жареного мяса или чего-то там еще пускай ест поменьше! Вот мы немножко и сэкономим!..

— Какая ты у меня смышленая, дочка! — Печаль матушки мало-помалу прошла, и она как будто пришла в себя. — Так вот! Потуже затянем пояса!.. Кто из нас пойдет, ты или я?

— Я сбегаю, а вы отдохните!

Тщательно пересчитав бумажные деньги и медяки, мать отдала их сестренке и наказала:

— Как только расплатишься, сразу же домой. Если встретишь старого Вана из лавки «Торговая удача», не позволяй ему «тянуть верблюда». Ты хотя и с косичками, но уже не ребенок! Скажи ему, что ты взрослая.

«Тянуть верблюда» — это когда кто-то из взрослых в шутку средним и указательным пальцами легонько тянул тебя за нос.

— Ну и пусть себе тянет! — засмеялась сестренка. — Ведь он же старый, ему скоро семьдесят! — Крепко зажав деньги в кулаке, сестра убежала.

Мать задумчиво посмотрела на жалкую кучку монет, лежащую на кане. Как их растянуть на целый месяц? Привычная к тяжелому труду, мать частенько думала: а не поговорить ли ей с нашим давним другом лавочником Ваном? Что, если попросить у него какую-то работу? Ведь она хорошо стирает, и стирка может стать неплохим приработком. Может, тогда семье не придется все время сидеть на бобовом отваре.

Так думала и сестренка, которая умела хорошо вышивать, простегивать матерчатые подошвы и обметывать петли. Почему бы и ей не заняться делом? Сестренка рассуждала так: хотя старый лавочник Ван — тот, что «тянет верблюда», — китаец, а продавец баранины дядюшка Цзинь — мусульманин, оба они очень добрые люди. Почему бы им не помочь — постирать или сделать что-то еще? Нисколько это нас не унизит! К тому же наша старшая сестра как-то по секрету сказала, что дядюшка Цзинь подарил ее свекру двух ягнят, чтобы тот смог занять вакантную должность с четырьмя лянами в месяц!


Еще от автора Лао Шэ
Чайная

Шедевр драматургии Ляо Шэ "Чайная" в своих трех актах воссоздает – на крошечном пространстве пекинской чайной – три переломных этапа в истории китайского общества. Воссоздает судьбы посетителей чайной, через изменения в царящей в ней атмосфере, в манере поведения людей, в тоне и даже лексиконе их речей. Казалось бы, очень китайская и даже сугубо пекинская пьеса – разумеется в хорошем исполнении – впечатляет и зрителей в дальних странах.


Избранное

Лао Шэ — один из крупнейших китайских прозаиков XX века, автор многочисленных романов, рассказов и пьес, вошедших в золотой фонд современной китайской литературы.В сборник включен роман «Рикша», наполненный глубоким гуманистическим содержанием, сатирический роман «Записки о Кошачьем городе», фрагменты незаконченного романа «Под пурпурными стягами» — о Пекине времен маньчжурских богдыханов, избранные рассказы, отрывки из биографических записок «Старый вол, разбитая повозка».Сборник выходит к 15-летию со дня трагической гибели писателя от рук хунвэйбинов во время так называемой «культурной революции» в КНР.


Записки о Кошачьем городе

Межпланетный корабль прилетает с Земли на Марс и оказывается в удивительном государстве, где живут люди-кошки… Так начинается роман знаменитого китайского писателя Лао Шэ «Записки о Кошачьем городе». В этом произведении, близком по духу «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина или «Острову пингвинов» А. Франса, автор остроумно изобразил государственные учреждения, армию, систему хозяйства и образования, схоластическую науку, официальное искусство, основанные на порядках, хотя губительных для страны, но, к сожалению, весьма живучих.


Рикша

Незамысловатая и печальная история жизни пекинского рикши Сянцзы по прозвищу Верблюд воспроизведена в романе с таким богатством жизненных обстоятельств и подробностей, с таким проникновением в психологию персонажей, на которые способен лишь по-настоящему большой писатель, помимо острого глаза и уверенного пера имеющий душу, готовую понимать и сострадать.В романе раскрылся специфический дар Лао Шэ как певца и портретиста своего родного города. Со страниц «Рикши» встает со всеми его красками, звуками и запахами древний, во многом уже исчезнувший и все-таки вечный Пекин, его переулки и дворы, его обитатели всех профессий и сословий с их неповторимым говором, с их укладом и вкусами.


Серп луны

…И опять я увидела серп луны – золотистый и холодный. Сколько раз я видела его таким, как сейчас, сколько раз… И всегда он вызывает во мне самые разные чувства, самые разные образы. Когда я смотрю на него, мне кажется, что он висит над лазоревыми облаками. И постоянно будит воспоминания – так от дуновения вечернего ветерка приоткрываются бутоны засыпающих цветов.


У храма Великой Скорби

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Бог с нами

Конец света будет совсем не таким, каким его изображают голливудские блокбастеры. Особенно если встретить его в Краснопольске, странном городке с причудливой историей, в котором сект почти столько же, сколько жителей. И не исключено, что один из новоявленных мессий — жестокий маньяк, на счету которого уже несколько трупов. Поиск преступника может привести к исчезнувшему из нашего мира богу, а духовные искания — сделать человека жестоким убийцей. В книге Саши Щипина богоискательские традиции русского романа соединились с магическим реализмом.


Северный модерн: образ, символ, знак

В книге рассказывается об интересных особенностях монументального декора на фасадах жилых и общественных зданий в Петербурге, Хельсинки и Риге. Автор привлекает широкий культурологический материал, позволяющий глубже окунуться в эпоху модерна. Издание предназначено как для специалистов-искусствоведов, так и для широкого круга читателей.


Сказки из подполья

Фантасмагория. Молодой человек — перед лицом близкой и неизбежной смерти. И безумный мир, где встают мертвые и рассыпаются стеклом небеса…


Сказки о разном

Сборник сказок, повестей и рассказов — фантастических и не очень. О том, что бывает и не бывает, но может быть. И о том, что не может быть, но бывает.


Город сломанных судеб

В книге собраны истории обычных людей, в жизни которых ворвалась война. Каждый из них делает свой выбор: одни уезжают, вторые берут в руки оружие, третьи пытаются выжить под бомбежками. Здесь описываются многие знаковые события — Русская весна, авиаудар по обладминистрации, бои за Луганск. На страницах книги встречаются такие личности, как Алексей Мозговой, Валерий Болотов, сотрудники ВГТРК Игорь Корнелюк и Антон Волошин. Сборник будет интересен всем, кто хочет больше узнать о войне на Донбассе.


Этюд о кёнигсбергской любви

Жизнь Гофмана похожа на сказки, которые он писал. В ней также переплетаются реальность и вымысел, земное и небесное… Художник неотделим от творчества, а творчество вторгается в жизнь художника.