Под покровом небес - [6]

«Я могу идти так всю ночь, если понадобится, — подумал он, — но как, черт подери, я доберусь до гостиницы?»

Неожиданно они очутились на улице, которая представляла собой не более чем узкий проход. Над их головами смыкались стены, оставляя между собой зазор в каких-нибудь несколько дюймов. Порт остановился в нерешительности: у него не лежала душа идти дальше по этой улице, к тому же она явно не вела к гостинице. Воспользовавшись короткой заминкой, араб сказал:

— Вы не знаете эту улицу? Она называется Rue de la Mer Rouge[5]. Вам она знакома? Идем. Там дальше есть cafés arabes[6]. Надо только немного пройти вверх. Идем.

Порт раздумывал. Он хотел любой ценой сохранить видимость того, что город ему знаком.

— Je ne sais pas si je veux y aller ce soir[7], — сказал он вслух.

Араб возбужденно потянул его за рукав.

— Si, si, — воскликнул он. — Viens![8] Я угощаю.

— Я не пью. Уже поздно.

Где-то поблизости заорали друг на друга коты. Араб пришикнул на них, топнув ногой; они разбежались в разные стороны.

— Тогда выпьем чаю, — не отступал он. Порт вздохнул и согласился:

— Bien.

Попасть в кафе было непросто. Они миновали дверь с низким сводом, спустились в тускло освещенный коридор, а оттуда вышли в небольшой сад. Воздух был напоен ароматом лилий, к которому примешивался резкий запах отбросов. Они пересекли погруженный в темноту сад, после чего совершили восхождение по каменной лестнице. Сверху неслось барабанное стаккато: отбиваемый руками вялый ритмический рисунок над морем голосов.

— Сядем внутри или снаружи? — спросил араб.

— Снаружи, — сказал Порт.

Когда они достигли последней ступеньки, он потянул ноздрями возбуждающий запах гашиша и невольно поправил волосы. Араб заметил даже этот незначительный жест.

— Вы же знаете, тут нет женщин.

— Да, знаю.

Через дверной проем он успел краешком глаза увидеть длинный ряд крохотных, залитых ярким светом комнаток; везде на тростниковых циновках, покрывавших пол, сидели мужчины. Все они были или в белых тюрбанах или в красных фесках — деталь, придававшая зрелищу настолько сильное впечатление однородности, что, проходя мимо двери, Порт не удержался от восклицания. Когда они оказались на террасе под звездным небом (кто-то невидимый в темноте лениво пощипывал струны арабской лютни), он сказал своему спутнику:

— Не знал, что в городе сохранилось нечто подобное.

Араб не понял.

— Нечто подобное? — отозвался он. — Как это?

— Тут одни арабы. Я думал, все кафе здесь как уличные, где все вперемешку: евреи, французы, испанцы, арабы. Я думал, война все изменила.

Араб рассмеялся:

— Война принесла горе. Много людей умерло. Есть было нечего. Вот и все. Как это могло изменить кафе? О нет, друг мой. Они остались такими же.

Немного погодя он добавил:

— Так вы не были здесь с самой войны! Но вы были здесь до войны?

— Да, — сказал Порт. Это была правда; как-то раз он провел в городе один день, когда его пароход заходил в гавань.

Подали чай; они пили и беседовали. Постепенно образ сидящей у окна Кит стал возникать опять. В первый момент, осознав это, он почувствовал острый укол вины; затем воображение взяло верх, и он увидел ее лицо со сжатыми от гнева губами и то, как она, раздеваясь, расшвыривает по комнате свое шелковое белье. Сейчас она уже наверняка перестала его ждать и легла в постель. Он пожал плечами и погрузился в задумчивость, ополаскивая остатками чая дно стакана и наблюдая за круговыми движениями, которые снова и снова совершала его рука.

— Вам грустно, — сказал Смаил.

— Нет, отчего же, — он поднял глаза, тоскливо улыбнулся и вновь вернулся к созерцанию стакана.

— Жизнь коротка. Il faut rigoler[9].

Порт не выдержал; настроение не располагало его сейчас к застольному философствованию.

— Да, я знаю, — отрезал он и вздохнул.

Смаил сжал ему руку. В глазах у него появился блеск.

— Когда мы уйдем отсюда, я отведу вас к своему другу.

— Я не хочу видеть его, — сказал Порт. — Но спасибо за приглашение.

— Да вы и вправду грустите, — рассмеялся Смаил. — Это девушка. Красивая как луна.

У Порта замерло сердце.

— Девушка, — машинально повторил он, не отрывая глаз от стакана. Внутренняя дрожь, которую он ощутил, смутила его. Он посмотрел на Смаила.

— Девушка? — сказал он. — Вы хотите сказать — шлюха.

Смаила его слова задели.

— Шлюха? О, друг мой, вы не знаете меня. Я не повел бы вас к шлюхе. C'est de la saloperie, ça![10] Она мне друг, очень изящная, очень красивая. Когда вы познакомитесь с ней, сами увидите.

Музыкант перестал играть на лютне. Из кафе зазывали участников игры в лото: «Ouahad aou tletine! Arbaine!»[11] Порт спросил:

— Сколько ей лет?

Смаил заколебался:

— Около шестнадцати. Шестнадцать-семнадцать.

— Или двадцать — двадцать пять, — насмешливо предположил Порт.

Смаил вновь почувствовал себя оскорбленным.

— Что значит «двадцать пять»? Говорю же: ей шестнадцать-семнадцать. Вы не верите мне? Послушайте. Вы познакомитесь с ней. Если она вам не понравится, вы просто заплатите ей за чай и мы уйдем. Вас это устраивает?

— А если она мне понравится?

— Ну, тогда она в вашем распоряжении.

— Но я заплачу ей?

— Естественно.

Порт расхохотался:

— И вы еще утверждаете, что она не шлюха.