Под одной крышей - [134]

— Приходится постоянно сталкиваться с ними. Вот и скажи, как после этого жить в такой стране?

— Именно об этом я твержу тебе уже несколько недель, — отвечает Иштван Матеффи, и оба громко смеются.

Эгон высокомерно упрекнул бы ее в мелочности, сказал бы, что это унизительно. Но Мали разозлило то, как спокойно эта женщина закрыла за собой дверь, словно не слышала замечаний. А во вторник, когда ее нервы были натянуты до предела, когда она ни на минуту не выходила из квартиры, чтобы не прозевать приезд Эгона — время не терпит, Питю назначил окончательный срок отъезда на четверг, — у жильцов происходило что-то необычное, и Малика сгорала от любопытства. Она вздрагивала каждый раз, как раздавалось три звонка. Приходили Пинтер-младший, его мать, чета дворников: все хлопали дверями, оживленно разговаривали, смеялись. У таких голодранцев тоже есть друзья. Пинтер-младший с тем рабочим на «ты»… А, пропади они пропадом!

Вечером Маришка забрала с кухни свои вещи, кастрюли, жалкие запасы продуктов и красивые фарфоровые банки, будто бы они ее собственные. Что это они придумали? Больше не будут пользоваться кухней? Между тем Маришка могла бы теперь торчать там сколько влезет… При этой мысли баронесса чуть вздрогнула, ведь это уже было похоже на то, что она приняла окончательное решение… Что с Эгоном? Она сидит как на иголках, вот и вторник подходит к концу, а его все нет. Никто, конечно, не мог бы утверждать, что Эгон ночей не спит, скучая без жены, он, право же, достоин своей судьбы… Так сумбурно думала Малика, стараясь успокоить себя.

А у супругов Палфи произошло вот что.

Во вторник вечером Винце поднялся к себе на второй этаж вместе с Луйзой. Расстегнул верхний карман комбинезона и протянул Мари бумагу.

— На, получай ордер.

Мари не сразу сообразила, в чем дело, без особого интереса взяла бумагу, посмотрела на Винце, затем на Луйзу и вдруг зажала рот рукой, чтобы не крикнуть.

— Голову мне морочите, — прошептала она, опуская руки, но властный голос Луйзы привел ее в чувство.

— Что ты лопочешь! — сказала Луйза и встряхнула сестру за плечи: — Вот он, ордер, можете хоть завтра переезжать.

— Куда?

— В Чепель. Небольшой домик и все, что надо.

Тогда Мари села, улыбнулась Винце, хотела сказать ему что-нибудь приятное, но потом гордо выпрямилась и произнесла:

— Я знала, что ты получишь этот дом. Наше место там, в Чепеле. — Затем показала на лакейскую: — А с этой что будем делать?

— Сдадим жилищному управлению, — ответил Винце. — На нее выдадут ордер кому-нибудь другому, кто работает в этом районе.

Вскоре после этого начались хождения, которые так раздражали баронессу. Мари побежала к Пинтерам сообщить, что они переезжают в Чепель. Юци всплеснула руками, обняла Маришку.

— Значит, вы покидаете меня?

Мари кивнула, и лицо ее светилось таким неописуемым счастьем, что Юци замолчала. Она спустилась с Мари вниз помочь уложить и упаковать вещи, расспросила Винце, где находится дом, в каком состоянии оставили его фольксбундовцы. Потом пришел Дюрка и предложил перевезти вещи на своей тележке и, когда Винце начал благодарить и отказываться, махнул рукой и сказал:

— Зачем же тебе тратиться? Я знаю, сколько у вас вещей, не впервой мне перевозить вас.

— Вот рассмешил, — хихикнул Ласло Ковач. — Словно он персональный перевозчик супругов Палфи.

Когда гости ушли, Мари поняла, что не сможет ни секунды сидеть без дела. Она стала носить из кухни посуду, запасы продовольствия и укладывать их в бельевую корзину. Она так деловито курсировала между комнатой и кухней, будто все ее вещи нельзя было уложить в течение какого-нибудь часа, как когда-то давным-давно в Буде. От помощи Винце она отказалась.

— Ты уж сиди, любуйся на свои каштаны, — сказала она, — с меня хватит и того, что Жига помогает, все время вертится под ногами!

Вдруг она застыла на пороге, в руках ее покачнулась пирамидка кофейных чашек.

— Чуть не забыла, Винце… а как же с Жигой?.. Что с ним будет?

— Хорошим сторожем будет в доме. Что же еще?

— Да, но ведь он же…

Поняв, в чем дело, что Жига принадлежит не им, Винце тоже помрачнел. Но после того, что произошло, не станет же он говорить с бароном о Жиге, а без его согласия они не могут взять собаку с собой. Сколько горьких слез прольет Мари по этому псу.

— Заведем другую, — наконец произнес он. — Разве мало на свете собак.

— Собак-то немало, а Жига один, его никто не заменит.

Мари умолкла, задумалась. В конце концов, нельзя нагонять тоску на Винце оплакиванием собаки, ведь он с такой радостью принес ордер. Но и сознавая это, она все же как-то вдруг притихла, и каждый раз, глядя на вертевшегося вокруг нее Жигу, мысленно прощалась с ним, и в сердце ее огромная радость сменялась щемящей болью, неожиданной для нее самой.

11

Барон приехал в среду утром. Его ждал приятный сюрприз: жена впервые встретила его, лежа в постели, тоскующе кротким взглядом.

— Ну наконец-то вы все-таки приехали, — сказала Амелия.

— Я же сказал, что во вторник или в среду утром. У меня дела в Пеште. Целую руки, Амелия.

Он поцеловал жену в лоб и тотчас отправился в ванную переодеваться, бриться.

— Рассказывайте, что нового? — спросила жена томным, воркующим голосом, когда он вернулся в комнату.