Под одной крышей - [10]

К тому времени, как я доберусь до кухни, я подумываю о том, чтобы, нажав на кнопку мегафона, подкрадываться к нему, пока он спит, каждую ночь в течение следующих шести месяцев — Лиам, ты знаешь, который час? — вспыхиваю я. — Что ты вообще…

Я не уверена, чего я ожидала. Определенно не обнаружить содержимое холодильника, загромождающее каждый дюйм прилавка; определенно не увидеть Лиама, намеренного расправиться со стеблем сельдерея, как будто он украл его парковочное место; определенно не увидеть его голым, очень голым, от пояса и выше. У клетчатых пижамных штанов, которые он носит, низкая посадка.

Очень низкая.

— Не мог бы ты что-нибудь надеть? Например, шубу из кожи тюленя или что-то в этом роде?

Он не прекращает резать сельдерей. Не смотря на меня. — Нет.

— Нет?

— Мне не холодно. И я здесь живу.

Я тоже здесь живу. И я имею полное право не смотреть на эту кирпичную стену, которую он называет грудью, на моей собственной кухне, которая должна быть успокаивающей средой, где я могу переваривать пищу без необходимости пялиться на случайные мужские соски. Тем не менее, я решаю оставить этот вопрос и задвинуть его на задворки сознания. К тому времени, когда я буду готова переехать, мне в любом случае понадобится терапия. К чему ещё одна травма? Сейчас я просто хочу снова заснуть. — Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Свою налоговую декларацию.

Я моргаю. — Я… что?

— На что это похоже, что я делаю?

Я напряглась. — Я не знаю, на что это похоже, но звучит так, будто ты просто стучишь кастрюлями друг о друга.

— Шум — это досадный побочный продукт того, что я готовлю ужин. — Он, должно быть, закончил с сельдереем, потому что переходит к нарезке помидора — это мой помидор? — и снова игнорирует меня.

— О, и это абсолютно нормально, не так ли? Готовить обед из пяти блюд в 1:27 ночи в будний день?

Лиам наконец-то поднимает глаза на меня, и в его взгляде есть что-то тревожное. Он кажется спокойным. Он выглядит спокойным, но я знаю, что это не так. Он в ярости, говорю я себе. Он действительно, действительно в ярости. Уходим отсюда. — Тебе что-нибудь нужно? — Его тон обманчиво вежлив, а моё самосохранение явно всё ещё спит в постели.

— Да. Мне нужно, чтобы ты был потише. И лучше бы это был не мой помидор.

Он отправляет половину в рот. — Знаешь, — говорит он ровно, жуя, умудряясь говорить с набитым ртом и при этом выглядеть аристократическим продуктом нескольких поколений богатства, — обычно у меня нет привычки просыпаться в 1:28 ночи.

— Какое совпадение. Я тоже не любила бодрствовать до встречи с тобой.

— Но сегодня — то есть вчера — всей юридической команде, которой я руковожу, пришлось работать до полуночи. Из-за того, что пропали некоторые очень важные документы.

Я напряглась. Он не может иметь в виду…

— Не волнуйся, документы были найдены. В конце концов. После того, как мой босс порвал меня и мою команду. Похоже, что-то пошло не так, когда они были доставлены. — Если бы он мог испепелять людей глазными лазерами, меня бы уже давно кремировали. Очевидно, он знает всё о моей маленькой послеобеденной атаке.

— Послушай. — Я делаю глубокий вдох. — Это был не мой момент гордости, но я не твой помощник. И я не понимаю, как это оправдывает то, что ты стучишь по всем кастрюлям в доме посреди ночи. У меня завтра долгий день, так что…

— У меня тоже. И, как ты можешь себе представить, у меня сегодня был долгий день. И я голоден. А это значит, что я не смогу вести себя тихо. По крайней мере, пока не поужинаю.

Примерно десять секунд назад я была зла в спокойной, разумной форме. Внезапно я готова вырвать нож из рук Лиама и перерезать ему яремную вену. Совсем чуть-чуть. Чтобы у него пошла кровь. Я не буду, потому что не думаю, что я буду процветать в тюрьме, но я также не собираюсь отпускать это. Я старалась реагировать взвешенно, когда он отказал мне в установке солнечных батарей, когда он выбросил мои жаренные брокколи, потому что они пахли «болотом», когда он запер меня в доме, когда я была на пробежке. Но это последняя капля. С меня хватит. Чаша переполнена. — Ты что, блядь, издеваешься?

Лиам наливает оливковое масло на сковороду, разбивает туда яйцо и, кажется, возвращается в свое стандартное состояние: забывает о моём существовании.

— Лиам, нравится тебе это или нет, Я. Живу. Здесь. Ты не можешь делать всё, что, черт возьми, захочешь!

— Интересно. А ты, похоже, делаешь именно это.

— О чем ты говоришь? Ты готовишь омлет в два, черт возьми, часа ночи, а я прошу тебя этого не делать.

— Верно. Хотя есть факт, что если бы ты помыла посуду на этой неделе, мне не пришлось бы так шумно её мыть…

— О, заткнись. Не похоже, что ты не оставляешь свои вещи по всему дому постоянно.

— По крайней мере, я не складываю мусор на вершине мусорного бака, как как скульптуру Дадаиста.

Звук, который вырывается из моего рта — он почти пугает меня. — Боже. С тобой невозможно находиться рядом!

— Жаль, потому что я здесь.

— Тогда убирайся на хрен!

Наступает тишина. Абсолютная, тяжелая, очень некомфортная тишина. Как раз то, что нам обоим нужно, чтобы снова и снова прокручивать в голове мои слова. Затем Лиам заговорил. Медленно. Осторожно. Сердито, пугающе, ледяным тоном. — Прости?