Под небом Парижа - [11]

– Первая встреча спустя три года, и ты, разумеется, жрешь, – резко заявляю я.

От неожиданности Валентин давится и начинает судорожно кашлять.

– Джерардо, налей ему, пожалуйста, стакан воды, а то помрет на нашей кухне.

Повар смеется и подает моему другу стакан. Валентин жадно выпивает воду и пару раз громко откашливается.

– Первая встреча за три года, и ты чуть меня не убила. Я же говорю, тебя стоит бояться.

Темные глаза с любопытством оглядывают меня снизу вверх. Он жестом показывает покрутиться.

– Что-нибудь еще? Может, еще станцевать или на голове постоять? – возмущаюсь я, и он нахально заявляет:

– Если только стриптиз, моя дорогая. Тогда я готов на все, и на стойку на голове, и на танцы.

Джерардо испускает смешок, а я в старой доброй манере стукаю Валентина. Он встает со стула. На голову выше меня, смотрит сверху вниз, и в глазах столько веселья. Мне до сих пор не верится, что его непослушные кудри сменились стильной прической, волны челки обрамляют его лоб, делая взгляд темных глаз более глубоким и таинственным. Полные губы приподняты в плутовской кривой усмешке, кончик носа тоже слегка вздрагивает, когда он улыбается. Загорелый, поджарый…

– А я ничего такой, да? – самодовольно заявляет Вал, и мне хочется еще раз его стукнуть. – Ты тоже изменилась. Такая элегантная, – Валентин сразу же отпускает мне комплимент.

– Это все благодаря одежде, – спокойным тоном констатирую я очевидное. Видел бы он меня вчера.

– Да нет. Правда изменилась. Особенно взгляд… – настаивает Вал и заглядывает мне в глаза. – Ты стала старше.

– Ты будто разочарован.

– Да нет… – Он мнется.

– Стой, что не так? Я все еще могу переодеться.

Валентин минуту молчит и продолжает разглядывать меня.

– Дело не в одежде. У тебя глаза потухли, – неожиданно признается он, и я теряю дар речи. Я знаю, как ответить на его любую колкость. Но не на подобное.

– Иной раз не стоит озвучивать все, что думаешь, – шепчу я, и Валентин виновато поджимает губы.

– Прости.

– Мне кажется, вам стоит поторопиться, – словно ничего не слыша и проявляя чудеса чуткости, замечает Джерардо.

– Я взял запасной шлем специально для тебя. – Валентин рад смене темы и сразу же глотает наживку.

– Шлем? – недоуменно переспрашиваю я. – Ты не на машине?

– Ты представляешь меня водителем машины? Что больше мне подходит, «Пежо» или «Рено»?

– «Фиат»! – язвлю я, и Валентин подхватывает меня под руку.

– Пошли, язва. Ты не хочешь опоздать в свой первый же день.

– И я не хотела ехать на мотоцикле.

Он выводит меня в коридор, крикнув на прощание Джерардо:

– Джерри, дорогой мой, любимый! Я вернусь к ужину, позаботься обо мне, ладно? С тебя твоя фирменная лазанья!

– Вот подлиза! – фыркаю я.

– Ты просто завидуешь нашим с ним отношениям… Ради меня он готов на все!

– Только ты зовешь его Джерри.

– У нас с ним братская любовь! Мне можно.

Валентин надевает старые потрепанные кеды и берет с вешалки свою толстовку.

– Если без шуток, выглядишь сногсшибательно!

– Ага, с потухшими глазами, но сногсшибательно.

– Ты мне этого не забудешь, да?

– Время восемь сорок пять, я все-таки опоздаю, – вместо ответа напоминаю я.

– Не в этот раз!

Валентин подает мне белый шлем и хватает за руку. Мы выбегаем из дома и направляемся в сторону парковки. Я иду максимально быстро на максимально неудобной обуви.

– Эта штука убьет весь объем! – ною я, натягивая шлем на голову.

– Ой, не будь занудой.

Вал помогает мне зафиксировать шлем и надевает на голову свой. Затем достает ключи от «Триумфа»[7].

– Стоп, я была уверена, что вон та развалина неизвестной мне марки твоя. А ты катаешься на «Триумфе»?

Валентин бросает взгляд на мотоцикл, о котором я говорила, и закатывает глаза.

– Я, конечно, знал, что ты обо мне невысокого мнения, но не настолько же! Прыгай уже, а то точно опоздаем.

Я сажусь к нему на мотоцикл. Времени возражать нет.

– Это моя первая в жизни поездка.

– Первый раз, значит… – Он поигрывает бровями.

– Отвернись, придурок.

– Давай, обними меня уже и поедем. Только держись крепко.

Я молча обнимаю его за талию и не могу удержаться от комментария:

– Ты что, начал качаться? Откуда такой пресс?

– За три года, Марион, у меня на голове мог вырасти рог! А ты удивляешься прессу.

– Рога у тебя были всегда… бараньи, а вот пресс у ленивой задницы – явление любопытное.

Валентин фыркает и дергается с места. Я крепче стискиваю руки у него на талии.

– Не сломай мне ребра! – кричит он и поворачивает вбок. Мне на секунду кажется, что мы сейчас упадем. Поэтому я закрываю глаза и перестаю дышать. Но удара об асфальт не следует, Валентин легко лавирует между машинами и выезжает на мост Альма. Мы мчимся дальше. Ветер обдувает меня, и я ощущаю выброс адреналина и радость, пока мы мчимся по утреннему Парижу. Мы проезжаем мимо статуи Свободы, и я бросаю короткий взгляд на нее и на Башню. Как же прекрасен этот город…

– Офис же на старом месте? – спрашивает Вал, когда мы останавливаемся на красный свет.

Я усмехаюсь.

– Это так в твоем стиле, проехать почти все расстояние и в самом конце решить уточнить, а туда ли ты едешь…

– Значит, на старом. Выброшу тебя на остановке «Мишель-Анж – Отей».

– Лучше уж не выбрасывай!