Под небом Италии - [42]

– Со мной-то не случится, потому что в опасности вы, а не я.

На них опустилась ночь. Даже костер угомонился и превратился в тлеющие угли. Вокруг ни проблеска света, ни звука. «Как будто мы последние живые люди в Тоскане», – подумала Франческа. Посмотрела на темную палатку матери и поежилась. Вспомнилась присказка:

«Гусь пляшет на моей могиле».

Он тихонько смотрел на нее из чащи. И со своего наблюдательного пункта оценил изящество ее фигуры, отразившейся силуэтом на стенке палатки, как только Франческа зажгла свечу. Вот она наклонилась что-то сказать матери, и графиня рассмеялась. Странно, Бельдан совсем забыл, что Бланш умеет смеяться. А сейчас она хохотала, как девочка.

Франческа встала на колени и принялась молиться. Она молилась очень долго, и Бельдан испугался, что графиня замерзнет. Ему стало одиноко. Он тоже почувствовал озноб. И на какое-то мгновение позволил себе признаться, как бы ему хотелось оказаться рядом с Франческой в теплой палатке и ощутить податливость ее тела.

Он устал, чертовски устал от войны, от армии, от своих обязанностей, от железных женщин.

Внутренний голос подсказывал, что Франческа могла бы принадлежать ему. Да, она любила Ги или думала, что любит, но Ги вскоре женится. А она останется наедине со своей обидой и обратит на него благосклонный взор. И потом станет его любовницей – Бельдан в этом не сомневался.

Но что дальше? Что она скажет, когда узнает, что на самом деле случилось пять лет назад и какой опасности он подвергает ее теперь?

Как бы Бельдан ни успокаивал остальных, он прекрасно понимал, что утром Фернальда хватятся и что здешние края кишат людьми Мальвиля. Графиням Дуччи-Монтальдо крупно повезет, если де Кюси не загонит их в угол, и они попадут во Флоренцию, сохранив на плечах головы.

Совесть не давала ему покоя – ведь он использовал женщин в собственных целях. Но он убеждал себя, что отправить их обратно в Бельведер – значит послать на верную смерть. Бельдан знавал многих людей, подобных Симону Мальвилю. Такие не сожгут крепость против воли господина, но дамам без эскорта устроят по дороге «несчастный случай». И еще был Ги. Брату требовалась их помощь. Смерть только коснулась его и отступила, но брат все еще слаб. И нуждался в маскировке, которую обеспечивали графини Дуччи-Монтальдо. С тех пор как Франческа надела вуаль и скрыла лицо, один человек не заглянул в повозку. Ги был в безопасности.

Со стороны палатки послышались голоса, затем все замерло. Но Бельдан продолжал сидеть, прислушиваясь к невинному ночному покою. Однако его лицо было отнюдь не спокойно. А мысли совсем не невинны. Он вспоминал Франческу и строил планы.

Глава 12

– Какой ужас! – сетовала Бланш, растирая виски и косясь на плотный утренний туман. – Клянусь, что никогда не видела такого мрачного утра.

Она проснулась с головной болью и принялась жаловаться на духоту, хотя накануне путники разбили лагерь под соснами и целебный смоляной дух должен был бы взбодрить их перед последним днем путешествия.

– У меня тоже тяжелая голова, хотя обычно я не страдаю мигренями, – призналась Франческа.

– И запах какой-то странный, – добавила Летиция. «От серного источника», – подумала графиня, но с удивлением вспомнила, что не ощущала его накануне.

– Где рыцарь? – спросила она у заспанного Кристиано.

– Двинулся вперед на разведку, – ответил великан. – Сказал, что в полдень будет ждать нас на первом перекрестке у подножия холма. Когда зазвонит колокол. Там он и будет.

– Очень похоже на него – исчезает, когда нужен больше всего, – проворчала Франческа и непроизвольно потерла припухшие веки.

– Опасность угрожает больше господину, чем нам, – заметил Кристиано. – А чтобы в случае чего быстрее вернуться, он взял коня. Демона знают не хуже, чем его, так что он еще в большей опасности. А теперь, графиня, помогите господину Ги и позвольте мне заняться моими делами.

Грубость Кристиано удивила Франческу, но возня с Ги всегда поднимала ей настроение. И на этот раз, несмотря на слабость, она почувствовала себя значительно лучше.

– Не мучь меня, Ги, выпей этот чай с мятой. Это хорошо для печени.

Но Ги не отставал – играл ее пальцами, рассказывал смешные истории о своих путешествиях в Рим – хотя ни разу не упомянул суженую – и легкомысленно жаловался на жизнь в Золотом войске.

– Я втолковывал Бельдану, что воин, если он, как я, благородного происхождения, не способен обходиться в лагере без слуги. И брат приставил ко мне крестьянского паренька – новобранца из Лукки. Семья отдала его на службу, поскольку не могла осилить десятины общине. Но бедность родных обернулась для него удачей: он стал превосходным лучником. А крестьянином был никудышным. И слугой, к сожалению, тоже. Нет, Нандо мне никогда не забыть, – продолжал Ги. – В первый же день он переложил мое белье черным перцем. Сказал, что его достопочтенная матушка таким образом боролась с молью. Но она наверняка спасала скатерти, а не нательные рубашки. Я чихал не меньше недели и, изнемогая от зуда, разодрал ногтями все интимные места. Но после этого решил сам подбирать себе слуг, а брат пусть занимается войной, это его дело.