Под небом Аргентины - [53]

В события вмешалась Англия. Ее правительство потребовало от аргентинского правительства в кратчайший срок ликвидировать анархию в Патагонии, в противном — случае Англия грозила послать эскадру для "защиты своих национальных интересов". Аргентинское правительство не оскорбилось — понятие "национальный суверенитет" было чуждо вершителям судеб страны. Иригойен уже не мог кокетничать своим "демократизмом", и помещики воспользовались создавшимся положением, согласовав свои действия с иностранными собственниками земель и нефтяных залежей.

Преступный план сразу же был приведен в исполнение. Реакционные силы — местные гарнизоны, банды из "Патриотической лиги", прибывшие из Буэнос-Айреса, полиция, оставшиеся на службе у землевладельцев наемники перегруппированы и по-новому организованы. Не дожидаясь прибытия регулярных войск, помещики из соседних провинций организовали вооруженные нападения на лагеря пеонов — они спешили, ведь сейчас, как никогда прежде, они могли убивать, безнаказанно уничтожать всех, кто осмелился восстать против них.

Черное дело было согласовано с прессой. Даже демократические и независимые газеты помещали сенсационные новости в реакционном духе. Вымыслам не было границ. Преследовалась лишь одна цель — повлиять на общественное мнение, настроить его против бунтовщиков и подготовить к расправе. Поджоги, кровавые оргии хозяйских наемников газеты приписывали пеонам. Продажные писаки уверяли, что хозяйские шайки — это "организованные банды" пеонов, озверевших дикарей, что краснокожие стремятся отторгнуть Патагонию от Аргентины и перебить всех белых, что в коммуны дикарей пробрались агенты Москвы с целью образования Советской Патагонии…

Но и на этот раз помещики потерпели поражение.

Стачечный комитет, в состав которого входили и коммунисты, созвал расширенное заседание с участием руководителей лагерей и боевых групп. Был разработан план контрудара. Все единодушно согласились на том, что возврата назад нет, что хозяева должны принять их требования, в противном случае борьба будет продолжаться.

Землевладельцы отказались от переговоров, и пеоны перешли в наступление. Они нападали на владения прославившихся своей жестокостью помещиков, поджигали их дома, разгоняли скот, забирали съестные припасы.

Энергичные действия забастовщиков напугали землевладельцев, и на залитой кровью патагонской пампе наступило затишье.

Пеоны решили, что помещики примирились с положением. Опьяненные победой, многие из них предлагали даже начать коллективную обработку земель, окружавших лагеря. Напрасно коммунистическая партия предупреждала, что еще рано прекращать борьбу, что буржуазия готовится к новым боям. Бдительность пеонов притупилась. Сигналы партии доходили с большим опозданием, да и люди не хотели к ним прислушиваться. Общее настроение заразило и коммунистов. Наступила самоуспокоенность.

Тогда грянул гром, страшный, уничтожающий.

Генеральный штаб армии подготовил наступление, словно шла настоящая война. Аргентинские землевладельцы и капиталистические акулы с Сити выступили единым фронтом против аргентинских крестьян. Войска тайно подобрались к границам Патагонии, вооруженные как для нашествия на неприятельскую страну, и напали на лагеря пеонов. Боевые корабли доставили в Патагонию солдат, пушки и боеприпасы. Лагеря пеонов, расположенные на побережье, подверглись уничтожающему обстрелу с кораблей. Забастовщики ставили охранные посты только в непосредственной близости от лагеря, поэтому пехота и артиллерия смогли незаметно окружить все лагеря.

Наступление началось одновременно со всех позиций. Лагеря были буквально перепаханы артиллерийским огнем. Патагонские крестьяне сражались мужественно, героически. Трудно описать подвиги пеонов в те дни. Не имея оружия, они выходили против солдат с ножами. Ловкие, как пантеры, врезались в шеренги солдат и валили противника. Когда ломался нож, пеон пускал в ход зубы, кулаки, ногти. Сражались даже старики, женщины и дети…

Чем отчаяннее сопротивлялись пеоны, тем коварнее и безжалостнее становился враг. В Сан-Хульяне войска окружили большую группу повстанцев. Капитан, командующий солдатами и кучкой бандитов, предложил пеонам переговоры, пообещав неприкосновенность парламентерам. Те послали двух представителей — коммуниста Аргульеса и всеми уважаемого своего товарища, известного под прозвищем Парагвайца. Пока шли переговоры, пеоны, ожидая результатов, опустили оружие. Этого-то и добивался капитан. Солдаты неожиданно напали на лагерь. Растерявшись, пеоны, к тому же лишенные руководителей, не смогли сразу же организовать оборону, многие из них попали в плен. Капитан показал пленникам обезображенные трупы Аргульеса и Парагвайца, а затем учинил зверскую расправу над ними: одних солдаты расстреляли, заставив предварительно вырыть могилы, других зарыли живыми или утопили в ближайшем озере, привязав на шею огромные камни…

Диким был разгул реакции в дни сражений, но тому, что наступило в Патагонии после подавления бунта, нет имени. Мужчин перед расстрелом заставляли копать себе могилы и на главах у них глумились над их женами и детьми. Всех заподозренных в руководящей роли подвергали еще более страшным пыткам — отрезали конечности, выкалывали глава, живьем зарывали в песок по шею и мазали лицо медом. Зной, жажда, тучи комаров и ос причиняли мученикам невыносимые страдания. Но никто из них не спасал жизнь ценой предательства, не подписывал признания, что "выполнял задание красных", не выдавал товарищей.