Под музыку Вивальди - [30]

Шрифт
Интервал

нет – в нас самих, как яд —
в тишайших травах: Ша!

«Чуть от тела оттает…»

Чуть от тела оттает,
через дождь или снег,
но душа отлетает
неминуемо вверх —
в космос – скопище теней —
черный – не голубой,
атмосферных явлений
не касаясь собой.

«Стена стволов…»

Стена стволов,
кустов ли прутья.
Обрывки слов.
Обрывы круч.
И коль не путь —
хоть перепутья
дай, Боже, – пустошью
не мучь.

«Землей была им вера…»

Землей была им вера:
над странами они
парили, словно ветром
несомые огни
созвездий ли небесных,
селений ли чужих…
И за полета бездну
все сторонились их.

«Торопясь на постой…»

Торопясь на постой,
на зачахших конях
едет рыцарь худой,
едет рыцарь-толстяк:
толстый прет напролом,
доходяга – отстав,
(где же Санчо с ослом?) —
Дон Кихот и Фальстаф.

«Когда бы был я…»

Когда бы был я
седым буддистом
и подлежал бы
пасьянсу кармы,
хотел бы я
перевоплотиться
в мелодию,
чтоб меня играли.

«Тьма: сумерек осенних…»

Тьма: сумерек осенних
связующий дымок
сметает все, как веник,
как ветер, из-под ног,
и шапкою на воре
горит заря – точь-в-точь —
расплывчата, как море,
беспочвенна, как ночь.

«Поначалу лишь обрядом скорби…»

Поначалу лишь обрядом скорби
кажутся нам смерти годовщины.
А чуть позже – юбилейным лаком
лессируется о близких память, словно
удаляются от нас они, но после,
если хватит незаметной жизни,
в праздник превратятся эти даты,
оттого ль, что с каждым годом ближе
мы к ушедшим, оттого ль, что в смерти
глиняной и вправду мы не видим,
но предчувствуем рождение второе.

«Не таскать нам воду…»

Не таскать нам воду
летом безоглядным,
невозбранный воздух
ребрами сжимая,
не колоть нам дров – эх,
воздыхая темный
предвечерний воздух
осени бескрайней,
не глядеть, как гладит
ласковое пламя
алые поленья
тягою небесной.

«Бескрылых деревьев слетаются стаи – пора…»

Бескрылых деревьев слетаются стаи – пора
опять расставаться со словом – что может быть горше? —
но нам расставаться со словом теперь уж не гоже —
сегодня расстались, зато неразлучны вчера.

«Чтоб вам провалиться…»

Чтоб вам провалиться,
щеки и глаза! —
исказились лица,
скорчилась краса.
Что ж былого пыла
лицам не вернуть? —
иль в них проступила
их былая суть.

«То лета красного пылища…»

То лета красного пылища,
то осень – раз в седмицу – синь:
весна навыворот, а зим
снега: былого пепелища.
И человек – не слеп, не зорок —
в лежалом пожилом пальто
век что-то вымолвить спросонок
хотел бы, но не знает ЧТО.

«Я побывал у подножья берез…»

Я побывал у подножья берез,
видел рябины кровавую гроздь,
кровосмешенье желтка и чернил —
Иван-да-Марью, глядел, как закрыл
глаз свой цикорий. У спуска к ручью
я задохнулся огромной крапивой,
и облака синевою счастливой
вновь надо мной разыграли ничью.

«Удаляясь по алее…»

Удаляясь по алее
от ночного фонаря,
с каждым шагом все длиннее,
все бледнее тень моя —
так иду я среди ночи —
мне ж навстречь от фонаря
следующего – все короче
тень идет, но не моя.

«Забвения лед…»

Забвения лед,
словно зеркала гладь,
глядит лишь вперед —
не оглянется вспять:
из лжи отраженья
не надо, поверь,
ломиться в забвенья
ОТКРЫТУЮ дверь.

«Довольно дури!..»

Довольно дури! —
поеду к морю —
поймаю в нем
золотую рыбу,
все тайные
ей повем желанья
и с миром в дом
возвращусь утешен:
в пучину канула
моя тайна,
как будто камень
немой, как рыба —
как ни реви,
ни рычи, пучина,
молчит в тебе
моей рыбы тайна!

«Сухая пустынность весенних бессолнечных дней…»

Сухая пустынность весенних бессолнечных дней:
ни черного снега, ни зелени проблеска – сухо:
как в рыжей глуши фотографий – серее, рыжей
слепых фотографий, где мы б не узнали друг друга.

«Стволы берез, как свитки…»

Стволы берез, как свитки:
невнятен нам с тобой
сей грамоты-улитки
подтекст берестяной,
и только ветер броский
читает – грамотей —
сырых ветвей наброски,
каракули ветвей.

«Я так привык к упрекам, что иной…»

Я так привык к упрекам, что иной
раз принимал в свой адрес безымянный
то колкость, то подначку, то навет,
которые ко мне и относились,
раз я их принимал пусть без причин
достаточных…

«В нашей плоти провал и проруху…»

В нашей плоти провал и проруху
кануть оной Прообразу вдруг? —
не во плоть Он облекся, а в муку,
в корчи наших разбойничьих мук.

«Ангел крылами…»

Ангел крылами
закрыл лицо,
ангел зажмурил
свои глаза,
и даже нимба
его кольцо
гаснет,
не замыкается.

«Мятежи: вакханалия грез или грозных заоблачных планов…»

Мятежи:
вакханалия грез или грозных заоблачных планов,
вакханалия, ах, гениальной тактической лжи,
вакханалия плах и предательств, предательств, измен и наганов,
вакханалия страха, табу нарушенья, МЕЖИ —
преступить чрез которую, чья же решалась нога? – но
ПРЕСТУПЛЕНИЕ – атавистический, нечеловеческий страх…
Страшен пастырь трусливый, пугливое стадо баранов,
но страшнее всего, когда страхом охвачен смельчак.

«А может быть, премудрый Боже…»

А может быть, премудрый Боже,
душа и смерть одно и то же —
один единственный, но миг
в подушках влажных, чуть живых.

«Махровые маки, черемухи ль дымный Эдем…»

Махровые маки, черемухи ль дымный Эдем,
иль черные розы, забытые нами в пельменной,
высокие гроздья голландских ручных хризантем,
гербарий гербер иль нарцисс, или крокус подземный,
тюльпаны, раскрывшие клювы, – весь этот гарем —
прими от меня и от времени мглы незабвенной.

18.7.87

«Ясность это – тайны…»

Ясность это – тайны
затемненье,
а не антипод

Еще от автора Александр Леонидович Величанский
Времени невидимая твердь. Стихотворения

В 60-е годы в «Новом мире» Твардовского появилась обратившая на себя внимание читателей подборка А. Величанского. А вслед за этим вновь открытый поэт «исчез». На то время, которое принято называть застойным. Изредка о нем напоминала лишь ставшая популярной песня «Под музыку Вивальди».Произведения Величанского, ориентированные на классичность, но при этом не лишенные черт модерна, состоят как бы из едва уловимых звуковых, зрительных и смысловых нюансов, они как бы сотканы из них, запоминаются изысканно-прихотливым исполнением, тонкой, так и хочется сказать — «ручной» работой.


Рекомендуем почитать
Погода в доме

Всех наград Михаила Танича не перечислить: лауреат премии МВД России (1997), лауреат Юбилейного конкурса «Песня года», посвященного 25-летию этой передачи, лауреат почти всех фестивалей «Песня года», Национальной музыкальной премии «Овация» (1997); в 1998 году Михаил Танич награжден орденом Почета, в сентябре 2003 года ему было присвоено звание народного артиста России. Но главной, самой дорогой наградой для поэта во все времена является всенародная любовь и признание, его стихи живут в песнях и сердцах…



Сердце солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихи, Тексты песен

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Песни с кассеты "Дембельская - 1"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Песни про Карабах, Афганистан, армейские

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Песни Заратустры

Другая сторона творчества великого немецкого философа Фридриха Ницше – стихотворения и песни, посвященные Заратустре, поэзия глазами философа, соединение истории, мифа и современности. Философская идея, облеченная в поэтическую форму, создает собственную оригинальную мифологию, наполненную драматическими притчами, ироничными афоризмами и полемикой с другими поэтами.


Тихая моя родина

Каждая строчка прекрасного русского поэта Николая Рубцова, щемящая интонация его стихов – все это выстрадано человеком, живущим болью своего времени, своей родины. Этим он нам и дорог. Тихая поэзия Рубцова проникает в душу, к ней хочется возвращаться вновь и вновь. Его лирика на редкость музыкальна. Не случайно многие его стихи, в том числе и вошедшие в этот сборник, стали нашими любимыми песнями.


Венера и Адонис

Поэма «Венера и Адонис» принесла славу Шекспиру среди образованной публики, говорят, лондонские прелестницы держали книгу под подушкой, а оксфордские студенты заучивали наизусть целые пассажи и распевали их на улицах.


Пьяный корабль

Лучшие стихотворения прошлого и настоящего – в «Золотой серии поэзии»Артюр Рембо, гениально одаренный поэт, о котором Виктор Гюго сказал: «Это Шекспир-дитя». Его творчество – воплощение свободы и бунтарства, писал Рембо всего три года, а после ушел навсегда из искусства, но и за это время успел создать удивительные стихи, повлиявшие на литературу XX века.