Под маской англичанина - [4]

Я не был евреем, но со школы у меня были очень близкие еврейские друзья и, когда я несколько повзрослел, также подруги. Я не хотел жить в стране, где я не мог искать себе ту компанию, какую я хотел. Я также с самого начала находил обращение с евреями возмутительным. Я не хотел иметь с этим ничего общего. Некоторое время даже ещё дела шли так, что можно было не эмигрировать. В середине тридцатых годов, особенно в 1936 ко времени Олимпиады, где ведь многое неожиданно было ослаблено, можно было этак несколько жить рядом со всей историей, как будто бы её не существовало, если ограничить себя соответствующим кругом. Однако затем в 1938 году всё это прошло окончательно.

То, что я ушёл из юстиции, связано также с принятием Нюрнбергских законов. Начиная с этого момента я был наказуемым, поскольку тогда уже у меня была подруга, на которой я затем женился, после того как я с ней эмигрировал. Кроме того, я возможно должен был бы применять такие законы. Это могло бы мне предстоять делать, останься я на юридической службе. Этого я не хотел. У меня также было ощущение, что в писательстве есть нечто интернациональное. Хотя я писал лишь по-немецки, но ведь существуют же переводы, и можно же лучше изучить другой язык.

Одним словом, в 1938 году это стало серьёзным, и тогда я решил всё же уйти. Это было вовсе не так просто. Моя подруга и я эмигрировали так сказать раздельно. Она эмигрировала официально: она уехала, даже с некоторым количеством денег, для чего она правда другую половину денег должна была оставить здесь в качестве налога на бегство из рейха. Мне пришлось искать какой-то иной способ, как мне суметь прокрасться в Англию, что я сделал при помощи наполовину фиктивного задания от издательства "Ульштайн". Я должен был что-то написать о больших благотворительных акциях лорда Нуффилда, автомобильного промышленника, который был тогда весьма знаменит из-за своих учреждений. Такого большого частного меценатства в сегодняшней Германии едва ли найдёшь, а тогда его и вовсе не было, и таким образом тема имела определённую сенсационную ценность. Это казалось мне безобидным, ни нацистским, ни предосудительным.

Люди в издательстве "Ульштайн", которые давали мне задание, знали: в действительности я не хочу его выполнять, я хочу уйти. Затем до этого задания также дело не дошло, поскольку в Англии я с самого начала стремился найти себе там средства к существованию.

Так что в 1938 году с некоторыми усилиями и трудностями мы выехали, впрочем, в различные даты. Моя подруга и в будущем жена уехала в июне, я в августе. 1-го сентября мы поженились в Кембридже, куда мы сначала отправились, поскольку там у нас было несколько знакомых и родственников, которые были связаны с университетом. В мыслях у меня было, что возможно будет снова начать что-то академическое. Из этого однако ничего не вышло. Тогда вначале у меня были очень скверные времена, потому что я основал семью — мой сын родился в конце 1938 года, моя дочь в начале 1940 — а у меня собственно не было ничего, чем я мог бы зарабатывать на жизнь. Когда затем в середине 1939 года я получил заказ на книгу от издательства "Варбург"[3] с авансом в 2 фунта в неделю, то чувствовал себя невероятно счастливым. Теперь у меня всё-таки была какая-то, пусть даже и скромная основа, на которой можно было начать как-то начинать существовать.

Тогда я также начал сначала старое занятие, какое ещё у меня было — продавать в Швейцарию статьи на немецком языке. Это приносило немного денег. И я начал писать для английских газет также такие незначащие, безобидные вещи. Это пошло ещё хуже. Я немного знал английский язык, у меня был мой школьный английский. Я взял также, прежде чем уехать, ещё несколько частных уроков, но то, что я писал, должно было быть с точки зрения языка затем переработано настоящим англичанином. Это не был настоящий, журналистский английский язык.

Когда разразилась война, я оставил ту книгу, которую мне предложило издательство "Варбург" и посчитал, что теперь следует писать нечто такое, что полезно и важно для войны. Таким образом я написал книгу, которая затем была издана в Англии и в Америке под названием: "Германия: Джекилл и Хайд". В ней я попытался столь хорошо, как я это мог тогда, дать анализ различных настроений народа и народных течений в Германии. Задним числом я должен сказать, что хотя многие наблюдения были вполне верными, книга была слишком оптимистичной. Я просто исходил из того, что есть огромное количество людей, которые вовсе не были нацистами, не все они великие борцы, однако имеет значение как раз то, что нацизм всё же поддерживается едва ли половиной народа. При этом я во-первых недооценивал развитие в Третьем Рейхе — что было верным в 1933-34 гг., в 1938-39 уже не было таковым. А во-вторых, я переоценивал силу истинной враждебности. Это была слишком оптимистическая книга, однако она не была совсем уж глупой, поскольку я нашел много отличий, в том числе внутри пронацистских кругов. Она вышла и имела определенный успех, и принесла моему имени таким образом некоторую известность на сцене.