Под маской альтер-эго - [26]

* * *

День клонился к закату. Солнце золотило пушистые контуры облаков и методично окрашивало небо в различные оттенки красного. Стрекотали цикады, в воздухе пахло рисовыми лепёшками, и уставшие крестьяне возвращались домой.

Кенджи остановился, переводя дыхание. Он устал и замёрз, а запах еды пробудил острое чувство голода. Как давно уже он не ел горячей еды! Рот моментально наполнился слюной, и бродяга судорожно сглотнул. Не время раскисать. В конце концов, он сам выбрал такую жизнь, и нечего теперь тосковать о доме и рисовых лепёшках. Кто виноват, что у него больше нет ни дома, ни семьи? Всё это он бросил в погоне за истиной. Хотел подняться в собственных глазах, стать лучше, познать путь Будды. Кто виноват, что истина ускользнула от него?

Кенджи покрепче перехватил посох и посмотрел на горы. До ночи добраться до своего убежища он уже не успеет, но так ли это страшно, если больше идти некуда?

– Благословите меня, просветлённый монах, – вдруг услышал Кенджи. Рядом, почтительно склонив голову, стояла пожилая женщина, закутанная в коричневую накидку.

– Да хранит тебя Будда Амида, добрая женщина, – ответил отшельник и вздохнул. – Только ты ошиблась, я так и не познал просветления.

– Тогда, может быть, вы не откажетесь познать гостеприимство? – улыбнулась она и кивнула в сторону соседнего дома. – Я живу здесь, и раз уж Будда Амида посылает нам эту встречу, неразумно отвергать такой дар.

Не в силах отказаться, Кенджи кивнул. Что-то знакомое промелькнуло в её глазах, и отшельник замер, боясь ошибиться. Та же осанка, та же улыбка, те же волосы… Хоть и покрытые серебристыми нитями седины.

– Да, Кениччи, это я.

– Асами? Но как же так… Ты узнала меня? Через столько лет! – слова застряли в горле у монаха, не отваживаясь выразить то, чему нет описания.

– Узнать было нетрудно. Хоть белые, хоть зелёные, но облака всегда остаются облаками.

Кенджи машинально поднял голову к небу и улыбнулся, увидев розовое облако, медленно покрывающееся золотом угасающего дня. В душе его, впервые за всю жизнь, царил удивительный покой, и весь мир солнечным зайчиком отражался на лице Асами. Человек поклонился и благодарно сжал руку Женщины.

* * *

Ветер качался в зарослях бамбука, перепрыгивая с одного стебля на другой и заставляя трепетать листву. Пронёсся над озером, вызывая лёгкую рябь на его зеркальной поверхности, подмигнул заспанной луне, что, сладко потягиваясь, вступала в свои права; весело смеясь, растрепал поседевшие волосы влюблённых. «Какая красивая пара!» – подумал он мельком.

И бамбуковая флейта с ним согласилась.

Abver Спаситель, или День на Голгофе

– Конечно, я знал Александра Бекашева. Был ли его другом? Нет. Да и вряд ли кто-то мог бы так себя назвать. Коллеги, приятели, знакомые… Этого добра у него было предостаточно.

Я смотрел на молодые красивые лица. На всех без исключения – заинтересованность. В мои годы такое состояние у студента можно было сравнивать с болезнью. Сегодня это норма. И когда видишь такую норму изо дня в день – это удручает.

– Кем был Бекашев? Гением? Нет. Да, он был потрясающе умен и редкостно талантлив. А ещё он был отличным человеком. Знаете, вам этого не понять, вы для этого слишком идеальны… Он относился к тем людям, на которых просто хочется походить. И плевать на гордость и самолюбие. И тогда я считал, и сейчас думаю, что будь я хоть немного похож на него… это был бы лучший подарок и моей гордости, и моему самолюбию.

Да, проект «Спаситель». Впрочем, тогда он не имел такого претенциозного названия. Не был он и проектом. Все прекрасно знали, что Бекашев помимо общей работы занят решением какой-то глобальной проблемы. По вечерам, ночам и редким выходным, используя институтское оборудование и боясь обвинения в растрате (а как иначе, энергия и материалы стоили тогда огромных денег).

В те годы я учился на последнем курсе биофака и подрабатывал в лаборатории Института Человека, которой как раз-таки и руководил доктор биологических наук Александр Эдуардович Бекашев.

На вопрос, чем занимались в лаборатории, лучше меня ответил бы Иосиф Кац, зам Бекашева и ближайший его… нет, не друг – приятель, знакомый, коллега, но не друг… Так вот, он говорил:

«Не знаю, что мы все здесь делаем, но директор Бин считает, что это очень важно для общества и полностью соответствует нашим умственным способностям».

Моим умственным способностям, если верить Бину и Кацу, соответствовали уборка помещения и мытьё колб и приборов.

Как раз этим я и хотел заняться в один из обычных вечеров. Хотел, а не занимался лишь потому, что только что сдал кровь на СПИД, сифилис, гепатит (да, в то время люди ещё болели), и, прижав ватку к сгибу локтя и найдя повод для безделья, этому безделью и предавался.

Неожиданно в лабораторию на крейсерской скорости ворвался Бекашев. За ним, чудом увернувшись от тяжеленной двери, вошёл Кац.

– Саша, черт побери, ты прекрасно знал их мнение.

Какое бы мнение ни было у «них», оно не льстило нашему руководителю: он зло пролетел мимо меня и в комнате отдыха стал с остервенением громыхать посудой.

– А ты хотел весь институт в своё распоряжение и неограниченный счёт в Научбанке?