Под крыльями — ночь - [93]
Сзади послышался лай собак, и он ускорил бег. Собаки всё ближе, слышны крики людей. Погоня! Больше всего Евгений боялся быть затравленным собаками. Уж лучше смерть от пули.
Опасность приближалась. На небольшой высоте над головой пролетал самолет. Звук его моторов заглушал лай собак. Далеко ли? Но тут — непредвиденное: самолет сбросил единственную бомбу (может быть, она у него зависла), бомба разорвалась позади беглеца и, странно, — лай собак и крики вожатых прекратились. Для большей безопасности он продолжал бежать. Только бы не догнали…
Путь ему пересекала шоссейная дорога. Гончаров залег в кустах, отдышался и стал осматриваться.
По дороге изредка проезжали автомашины. Прямо над головой взлетали самолеты — где-то рядом аэродром. По ту сторону шоссе — чистое поле. Начинается рассвет. Гончаров решил передневать в молодом ельнике у шоссе, так как другого укрытия поблизости не было.
Куртку и брюки он вывернул наизнанку искусственным мехом наверх — под цвет весенней почвы. Осмотрел оружие. Оказалось, что пистолет без обоймы, она потерялась. Вставил запасную, поставил пистолет на боевой взвод и замаскировался.
Обожженное лицо болело всё сильней. Кожа покрылась волдырями. Чувствовал, что поднялась температура. Но ни разу не застонал. Лежал, осматривался.
Совсем рядышком находилась зенитная батарея, около орудий возились немцы. С наступлением утра движение по шоссе стало более интенсивным. Автомашины двигались в сторону Берлина.
К вечеру летчика начало лихорадить, хотелось пить. Лицо еще больше распухло. Едва стемнело, Гончаров подполз к обочине и, улучив момент, пересек дорогу. Долго полз по пахоте, затем поднялся и побежал.
Четверо суток пробирался Гончаров к линии фронта. Ночью шел, а с наступлением рассвета выискивал укрытие и ждал темноты. Местами он шел в полный рост, местами пригнувшись. Делал короткие перебежки, а затем залегал, прислушивался. Иногда двигался ползком, стараясь быть незамеченным.
Какую силу воли, какое мужество нужно иметь, чтобы в таких нечеловеческих условиях так упорно стремиться к своим! За эти четверо суток во рту у него не было ни крохи, ни росинки. Впрочем, есть он всё равно не мог бы: распухший от ожогов рот не раскрывался.
На пятые сутки к вечеру он отчетливо услышал отдаленную стрельбу. Значит, линия фронта близко. Когда стемнело, вдали на фоне ночного неба зажглось зарево.
Еще днем Гончаров заметил впереди, километрах в трех, лесок. Добрался туда только к утру. Это оказался молодой соснячок — даже укрыться негде.
Фронт был почти рядом. С наступлением утра завязался ожесточенный бой. Нужно было искать укрытие понадежней, но сил больше не было. Нестерпимая боль во всем теле, полное истощение, слепота, одиночество и беспомощность довели Гончарова до крайнего отчаяния. Он решил покончить с собой, чтобы не попасть живым в руки врага. Но это была минутная слабость. Нет, надо бороться до конца. Рукояткой пистолета вырыл в рыхлой земле углубление, лег. В полузабытье воображение рисовало ему картины встречи с врагом и последней схватки. Вот немцы приближаются, окружают его. Впереди эсэсовец с выпученными глазами, в фуражке с высокой тульей и в длинной шинели. Его тянет на поводке огромная овчарка. «Нагнали всё же, проклятые…
О, сколько их! У меня даже патронов не хватит на всех. А один нужен для себя».
Для верности подпустить их поближе. Фашисты с овчаркой почти рядом. Гончаров выхватывает пистолет, прицеливается, нажимает спуск — выстрела не слышно. А эсэсовец рядом, уже слышно его тяжелое дыхание. Последнее средство — рукоятка пистолета. Он замахивается, а вместо пистолета в руках оказалась лопата с хорошо выточенной ручкой. Гончаров изо всех сил опускает лопату на голову фашиста. Взрыв!
…Гончаров очнулся, раздвинул руками веки глаз. Почти рядом взорвалась бомба и пролетел, удаляясь, сбросивший её самолет — штурмовик ИЛ-2.
Оказалось, что в этом сосняке почти рядом стояли немецкие батареи противотанковых пушек, их и бомбил советский летчик. Только теперь понял Гончаров, что он находится вблизи передовой гитлеровцев.
Минут через сорок у противника началась паника. Немцы отступали. Прямо на Гончарова бежало четверо. Он приготовил, пистолет. Но немцы немного отклонились и пробежали метрах в пятнадцати. Стрелять он не стал.
Фашисты окопались позади Гончарова затеяли стрельбу.
Прямо над Гончаровым и с той и с другой стороны свистели пули, где-то вдали ухали взрывы.
Когда стемнело, стрельба поутихла. Гончаров пополз на восток, прислушиваясь к каждому шороху. Настал самый ответственный момент. На кого он наткнется — на немцев или на своих?
Невдалеке послышалась русская речь. Гончаров поднялся на ноги. Его окликнули:
— Стой, кто идет?
Он хотел ответить, но получилось что-то невнятное. Оказывается, говорить он не мог: губы распухли и не двигались.
Гончарова осветили фонариком, и вид его поразил бойцов: обгоревшее лицо, распухшие губы. Одежда вывернута наизнанку, испачкана грязью. Они рассматривали его, держа оружие наготове.
Чувствуя, что говорить не сможет, Гончаров вынул из кармана документы и протянул советскому солдату, Стоявшему поближе.
Книга посвящена становлению нашей авиации, героизму и мужеству советских летчиков в борьбе против фашистских оккупантов. В центре повести один из ветеранов советской авиации — Евгений Иванович Борисенко, который с честью прошел суровую школу Великой Отечественной войны. Книга рассчитана на массового читателя.
Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.
Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.